Ну, тогда читайте мои дорогие:
Продолжение следует:
  Теофиль кивнул и пошел вслед за обоими могильщиками, он только один раз обернулся на свежую яму, но не увидел ее - могилу скрыло темнотой ночи.
      Они вместе дошли до ворот кладбища, но дальше Теофилю предстояла дорога в одиночестве. Оба могильщика жили в домике неподалеку, чтобы иметь возможность охранять кладбище от возможного вандализма. Только Теофиль не представлял, как они могли бы сделать это, представься им такой случай. Но это уж было их дело, и лезть в него никто не собирался. Могильщики оказались почти отшельниками, живущими в отдалении от города и общества, но они, кажется, не были слишком расстроены этим. По крайней мере, Теофиль никогда не слышал, чтобы они говорили о своей работе враждебно. Только устало. Теофиль вспоминал деревянный крест все время, пока шел до дома. Тени молчали, оставив его практически в одиночестве. Он только чувствовал их мрачное присутствие за спиной. Ему было от этого немного неудобно, но он молчал, предпочитая плавать в своих мыслях. Небо продолжало темнеть, оставляя впечатление, что светлеть не собирается. Звезд видно не было, только светила почти скрытая тучами луна. От ее вида становилось грустно, Теофиль изредка поглядывал на нее, но она вызывала у него печаль, хотя он не понимал почему. Он перестал смотреть на нее, опустив взгляд на булыжник, которым были выстланы городские дороги. Кругом было пусто, час был слишком поздний для прогулок. Улицы освещал неверный свет редких фонарей, отбрасывая жутковатые тени на стены домов и землю. Слышны были только шаги Теофиля и одинокий вой старого пса, умирающего от голода где-то в подворотне. Теофиль поежился от этих печальных звуков, он вспомнил виденную им когда-то давно стайку бродячих псов с голодными кровавыми глазами. Тогда ему казалось, что набросятся на него и сожрут, потому что от него несло запахом смерти и свежей крови. Они скалились на него, слюна капала на сырую землю. Чем ближе Теофиль подходил к ним, тем громче они на него рычали. В конце концов, не выдержав, один из псов рванулся на него с диким, визжащим лаем. Он опрокинул Теофиля на спину, поцарапав когтями. Челюсти его с лязгом сомкнулись на воздухе. Пасть опустилась, и на Теофиля уставились неподвижные, слепые глаза. Переведя дух, Теофиль поднялся с холодной земли, выдернув нож из глотки пса. Он оглянулся, но других собак уже не было, а от Теофиля еще больше стало пахнуть смертью и кровью. Собак он предпочитал после этого обходить стороной.
      Теофиль мотнул головой, отгоняя воспоминания, оказалось, что правая тень ему что-то говорит. Но понять уже было не возможно, и он не стал слушать ее. Постепенно она затихла, поняв, что на нее не обращают внимания. Теофиль почувствовал, что она злится, но ему было плевать. Он слишком устал, и на извинения ему не хватало ни сил, ни желания. Поднявшись по отчаянно скрипящей лестнице, он зашел в квартиру, даже не потрудившись, как следует, ее запереть. Все равно, к нему никто никогда не приходит. Сидя на старой кровати, Теофиль слушал обычный рассказ Правой Тени. Она шептала, в тайне от левой спутницы, о Елене. Откуда Тень все знала, он не знал и не спрашивал, не решаясь прерывать Тень. То, что она говорила, ему не нравилось, она портила его впечатление, портила образ, сохранившийся в его больной голове. Прекрасный призрак приобретал новые уродливые черты, сотканный из тумана, он обращался в едкое зловоние. И Теофиль изо всех морщился и закрывал уши, но слова Тени прорывались в его сознание и разрушали все, что старался, вопреки ней, сохранить. Тень скрипучим голосом ему говорила, что Елена вдова, но горя ей это печальное обстоятельство не доставляло. Она было абсолютно спокойна за тот факт, что ее любимый муж лежит в могиле и гниет, с каждым днем все меньше и меньше напоминая жизнерадостного человека, когда-то, на свою беду, полюбившего красивую бестию. Елена отравила его, своего бедного, так ничего и не понявшего мужа. Отравила, подсыпав яд в вино, которое он, по обыкновению, пил, работая над чем-то очень важным, но непонятным Елене. Теофиль не верил Тени, но та говорила слишком убедительно, ее голосок червем прогрызал в уверенности Теофиля дырки. Возникали сомнения, и их невозможно было преодолеть. Теофиль пытался вспомнить, как он узнал имя девушки, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных и подлых историй Тени. Но эта тайна была скрыта за толстой стеной и не обещала показаться в ближайшее столетие даже на миг. Теофиль скрипел зубами, сдерживая вопль, ему хотелось заткнуть Тень, но он боялся. Боялся того, что она может сделать. Под конец рассказа, как всегда, он услышал тихий воющий подголосок Левой Тени. Она звала его убить Елену, заманивая его образом ее прекрасного лица.
      - Тебе придется убить ее, ведь мы все этого хотим, и ты тоже. - Услышал он Правую Тень. Да, они всегда так делали - превращали свои желания в его мечты. И у них это получалось, и с завидной легкостью. Но они ненавидели Елену, а он ее любил. Впрочем, это не имело никакого стоящего значения, исход всего этого для нее все равно был один. Теофиль оскалился, изображая улыбку, глаза его горели, хотя он и не знал этого. Он что-то видел в шкафу своего сознания, и это ему, безусловно, нравилось. И ему хотелось дотронуться до этого рукой, ощутить материю под пальцами, но мысленно себя отдернул. На улице выли собаки, и он знал, что, пока они не уйдут, ему ничего не сделать. Псы охраняли выход, скаля клыки и брюзжа слюной, с угрозой глядя на дверь. Если он посмеет выйти, они разорвут его на клочки, разбрызгав кровь по аккуратной двери старушки, живущей по соседству. Она останется очень недовольной беспорядком. Если она узнает, что в этом виноват Теофиль, она будет кричать на него, чего ему не хотелось. Старушка его не пугала, Тени над ней просто насмехались, но у него уши болели от ее резкого высокого голоса. Теофиль покачал головой и, услышав тихое ворчание, решил сидеть дома, пока псы не уйдут. Но ночью, вместо собак, уходили Две Тени, его единственные спутники. Они таяли в напряженном ночном воздухе, шепотом обещая вернуться, со смехом разбивались на тысячи невидимых осколков о темное окно, в котором ничего никогда не видно. Теофиль не мог их остановить. Так же он не мог и предотвратить появление иных отражений реальности. Десятки мрачных фигур, так похожих на его спутников, заполняли собой все пространство вокруг Теофиля. Они пытались вселить в него ужас, кривляясь перед ним, набрасываясь, словно ветер, неожиданно и ниоткуда. Они простирали к нему свои корявые крючковатые пальцы, слишком длинные, чтобы быть человеческими. Он не мог разглядеть их лиц, они все были как сплошной туман, обретший на ночь смутные очертания. Но все их старания разбивались о глухую стену. Теофиль больше переживал по поводу стороживших его псов. Как бы они не пробрались в его комнату, чтобы загрызть. Мрачные фигуры захватывали сознание Теофиля только, когда на того находил сон. Там, за чертой реальности, у них была власть. Он не мог управлять своим сном, чтобы изгнать их, и они брали себе роли, не считаясь с режиссером. Они играли, погружая больной разум Теофиля в еще больший мрак. У них было все, когда у Теофиля были только жалкие крупицы разбивающихся на глазах надежд и мечтаний. Грезы тонули в глубоком омуте, погибали, как погибает блестящий талант среди плохих декораций и глупых реплик. Теофиль не понимал этих существ из темного воздуха, он отвергал их. Но они не хотели оставлять его, продолжая хохотать над его страхом и горечью обиды.
      И как только Теофиль, пожелав себе моментальной отключки, закрыл глаза, фигуры тут же плотно обступили его, не давая даже свободно дышать. Он чувствовал их легкие прикосновения, тихий, на грани слышимости, шепот, понять который было невозможно. Они облепили его своими невесомыми телами. Бесконечный фон их шепота и движений успокаивал Теофиля, но то, что он видел за закрытыми веками, не могло обеспечить ему спокойствия. Понемногу он засыпал, переставая слышать злобный лай с улицы. Его затягивала в бездну тьма, которой он не смел противиться. Он слишком устал, чтобы протестовать. Ему снились какие-то бессвязные картинки, смысл которых был скрыт от него. Только они внушали ему страх, пугали его. Он видел, что все это творения теней, но не мог успокоиться. Он пытался проснуться, но они не пускали его, заставляя смотреть дальше на непонятные сцены, откуда-то взявшиеся в его больной голове. Картины несуществующих художников. Да, тени были истинными мастерами своего дела. И Теофиль мог бы восхищаться их искусством, если бы у него были на это силы.
      Теофиль проснулся оттого, что в глаза ему бил яркий солнечный свет. Луч проникал сквозь тонкую щелку между шторами. Теофиль поморщился и отвернулся. Он не любил яркий свет, у него были слишком чувствительные глаза. Вместе с пробуждением пришло понимание того, что Елена мертва. Так всегда получалось, и у Теофиля не было возможности это исправить. Он начертил ее имя на кресте, а Тени убили ее, пока он спал. Именно за этим они и уходили, потому они не оставались с ним до конца, чтобы уберечь от призраков. Ему осознание еще одной бессмысленной смерти не приносило ни удовольствия, ни разочарования. Он не знал, как к этому относиться, а потому не относился никак. Может, она заслуживала смерти, а может и нет. Кто знал, может Тени соврали Теофилю на счет ее смерти. Пусть так, какая разница, если она все равно мертва? Теофиль не хотел даже знать, как она умерла. Тени же наверняка остались довольны. Как всегда. Им нравилось убивать, хотя Теофиль и не понимал их в этом. Но он и не выступал против, предпочитая и здесь хранить молчание.
      Теофиль проснулся в полном одиночестве, в котором ему редко приходилось пребывать. Тот факт, что вокруг никого не было, не слишком его задевал. Ему, конечно, было одиноко. Ведь он привык, что с ним всегда кто-то есть, пусть даже этот "кто-то" его пугал. Даже такое общество радовало его больше, чем одиночество. Именно из-за его чувства обреченности, отверженности, из-за одинокой жизни Тени пришли к нему, пожалев его и дав ему свое общение и опеку. Благодаря Теням он вернул себе уверенность в том, что, в общем-то, тоже часть общества, которое никак не хотела признать за ним звание разумного своего представителя.
      Теофиль не собирался выходить из дома до вечера. Ему даже мысль такая казалась ненормальной. Люди никогда не проявляли к нему особо добрых чувств. Чаще всего он слышал либо насмешки, либо злобную издевку, и видел только страх и ужас, рождаемый его присутствием. Но он не был уродом с рождения. На самом деле, в детстве он был весьма симпатичным и умным мальчиком, радующим глаз родителей. Вот только на моменте воспоминаний о семье у него остался какой-то туман. Он решительно ничего не помнил о своем прошлом. Только чей-то радостный смех, может даже, его собственный. Но жизнь превратила красивого человека в изгоя. От чего так получилось, Теофиль не был уверен до конца, но знал только, что было с ним, давно-давно, что-то страшное, чего не позволяли ему вспоминать Тени. Ну, раз люди его прогнали, значит, он вправе был себя человеком не считать. Впрочем, этот вопрос никогда надолго не занимал его. Потому что он никак не мог решить, кто же он. Люди обзывали его как-то, но он забыл как. Но они все время как-то смеялись над ним, называя смешным именем, от которого Тени морщились и все искривлялись так, будто кто-то проехался зазубренным ножом им по ребрам. Тени говорили ему, чтобы он держался подальше от людей, чтобы они не могли ему повредить еще больше. Теофиль не противился их просьбам-приказам, он и рад был не приближаться к обществу, его прогнавшему. Потому он и не выходил на улицы до вечера. Боясь натолкнуться на людей и разозлить Теней.
      В то время как Теофиль ожидал вечера, преследуемый своими страхами и сомнениями, по городу разнеслось беспокойство. С прошлого вечера никто не видел графиню Елену, ушедшую с бала домой пешком со своим близким родственником. Впрочем, его тоже никто не видел, что еще больше добавляло беспокойства. Подозревали, что найти их живыми не удастся, что совсем не могло утешить расстроенного мужа Елены. Он отправил жену на бал в одиночестве, по ее собственной просьбе, и теперь раскаивался в том, что уступил ей. Он хотел ехать с ней, чтобы уберечь от такого вот случая. Родные уверяли его, что господин, ушедший с ней, ее дядя, сам был весьма крепким человеком, так просто бы не позволившим дать себя или Елену в обиду. Но он все твердил, что ему только стоило поехать вместе с ней, и все было бы сейчас хорошо, как и было прежде. Полиция разыскивала тела, и к вечеру какой-то продавец мясными изделиями нашел тело господина Рено. На него невозможно было смотреть, от него почти ничего вменяемого не осталось. Мясник, привыкший каждый день видеть кровь и истерзанные ножом куски мяса, не выдержал. Он не мог даже ответить на вопросы. Но своим недвусмысленным поведением умудрился вывести себя из подозрения почти автоматически. Он только смог объяснить, что нашел его уже поздно вечером и тут же сообщил о своей не радостной находке. Вскоре вокруг трупа собралась толпа народу, привлеченная необычным волнением вокруг черного выхода из мясного магазина. Почему только их не отталкивал необычайно неприятный запах - осталось непонятным, впрочем, люди готовы были смотреть на останки другого человека сколько угодно, лишь бы вокруг него было побольше народу и их случайно не обвинили в убийстве. Следователям пробиться сквозь эту стену энтузиастов было довольно сложно. Старый помощник Моррисон не успел сообразить, что он, наконец, оказался возле злополучного тела, как его тут же ослепила вспышка фотоаппарата. Про себя он проклял все достижения человечества за последнее столетие и, протирая расстроенные глаза, нагнулся над трупом Рено. Но тут же отшатнулся и поспешил достать платок, чтобы хоть как-то унять дьявольскую вонь.
      - Такое впечатление, что он гниет здесь уже добрых десять дней. - Произнес он сквозь ткань, не желая более с ней расставаться.
      - День выдался жарким, сэр. - Ответил ему какой-то парнишка из толпы.
      Моррисон гневно глянул на него, выражая свое неудовольствие по поводу, что всякие гражданские вмешиваются не в свое дело. Вообще Моррисон особенно рьяно никогда не принимался за свою работу, но на людях всегда выказывал себя очень серьезным. Даже не смотря на то, что он уже пятнадцать лет ходил в помощниках. Но он ничуть не смущался этим своим сомнительным положением. Моррисон, толстенький добряк, воображал себя несколько выше, чем должен был бы на его месте. Он отошел от трупа, ему сильно мешали камеры. "И чего они только здесь еще не сняли? - Спрашивал он себя. - Чего здесь вообще можно снять?" он произнес что-то невнятное в сторону фотографов, желая удалить их с участка, но его, к сожалению, никто не услышал. Потому что именно в тот момент изволил объявиться инспектор. Толпа раздвинулась перед высоким, болезненно худым и бледным, из-за чего его можно было бы отнести к особам благородным, человеком. Инспектору Рейни было чуть больше тридцати, но он по-прежнему был уверен, что не умрет никогда. А потому он свободно тратил время и здоровье, ничуть не заботясь о своем будущем. Рейни был довольно известен в округе, как человек, привыкший доводить дело до конца. Это было заметно даже в выражении его лица. Он всегда смотрел прямо, чуть исподлобья, не редко испепеляющим взглядом, не позволяющим собеседнику пытаться его обмануть. Правда, обмануть его можно было, и даже очень легко, но только "из-за спины", иначе он сразу замечал волнение и смущение обманщика. Из-за этой черты его недолюбливали и уважали. Что его, правда, мало волновало.
      Инспектор на секунду остановился перед телом так, чтобы его не было видно "в деталях". Видно было, что он собирается с мыслями, а, возможно, и морально настраивается. Ему успели доложить о состоянии жертвы еще до того, как он приехал. И теперь ему совсем не хотелось на это смотреть. Он вздохнул, стараясь не подавать виду, что ему больше хочется уехать домой и забыть о том, что он инспектор. Рейни подошел к зажмурившемуся от вспышки Моррисону. Толстяк старательно прикрывал нос и рот не очень чистым платком, лицо его покраснело. По всему его виду было понятно, что ему не хорошо. Моррисон перестал ворчать бессвязно на журналистов и всякий сброд, который, по непонятной причине, еще не отогнали от места преступления, и повернулся к Рейни.
      - А, инспектор. Во время же вы явились. - Он пытался говорить с упреком, но с тряпочкой у рта у него это получалось не слишком удачно. - Нас тут ждут.
      Толстяк указал на труп, который кто-то заботливо накрыл белой простыней, убрав от посторонних глаз все прелести нападения.
      - Тут был либо мясник, либо сумасшедший.- На эту смелую реплику Моррисона бедный мясник заверещал так, что перекрыл своим криком ропот толпы. Которая, кстати, уже начинала немного рассасываться.
      - Не обязательно. - Пробормотал Рейни, наклоняясь над трупом и откидывая простынь. Моррисон нервно сглотнул, поражаясь крепости желудка инспектора.
      - Ведь, этот человек был достаточно богат, так?
      - Не совсем. - Моррисон покачал головой. - Точнее сказать, богата была его кузина, которую мы еще не нашли.
      - А он? - Рейни кивнул на господина Рено.
      - Рено имел только треть от наследства покойного графа.
      - То есть, у него был бы мотив?
      - В общем, да. - Моррисон нахмурился. - Но, он же сам мертв.
      - Вот именно.
      Моррисон поморгал, стараясь вникнуть в ход мыслей инспектора. Не собирался же тот, в самом деле, подозревать труп! Рейни внимательно осмотрел то, что еще можно было осмотреть. Тело бедного человека выпотрошили, как свинью, блестел розовато перекушенный позвоночник. Труп лежал на траве, в луже крови. Простынь, которой его накрыли, вся покраснела, пропитавшись ею. Все это напоминало страшный кошмар, невозможно было даже представить, каким образом все это с ним сотворили. Рейни бросил простынь, на пальцах его осталась кровь, она никак не высыхала.
      - Ладно, посмотрим, что нам подскажет вскрытие. - Замявшись на секунду, Рейни добавил. - Если, конечно, здесь еще можно что-то вскрыть.
      Стоило ему отойти от трупа, как его тут же окружили люди, чтобы закончить работу. Никому не хотелось задерживаться дольше положенного возле этого мрачноватого места. Мясник, видя, что про него совсем забыли, что-то бормоча, поплелся в свой магазин. Все возвращалось на свои законные места, чтобы продолжить обычный день вместе с его солнцем и смогом новых фабрик над крышами домов. Через некоторое время после "обнаружения" господина Рено остались только воспоминания и кровавая трава. Только для инспектора это оказалось не так просто. Все его мысли были заняты странной смертью. По дороге домой он размышлял о возможных причинах такого странного убийства. Рейни решительно отмел мысль о том, что причиной могла послужить чья-то невозможная жадность. С такими случаями он сталкивался не редко, но на "это" ничто не было похоже. В какой-то миг ему даже показалось, что, возможно, это преступление совершило не человеческое существо. Но он отвернулся и от этого варианта, потому что он был совсем уж неразумным. Рейни пронял страх, когда он подумал, что убийца может сделать это еще раз. Он представил, что чувствует человек, когда чьи-то руки оказываются там, где никаким рукам быть не полагается. Он старался отбросить от себя эти мысли и страшные картины, но они все больше занимали его. И никак не хотело выходить из сознания искаженное лицо господина Рено.
      Вернувшись домой, инспектор заперся в своем кабинете, не сказав никому ни слова о происшествии. Он только попросил принести себе чашку кофе и более его не беспокоить. Когда требования были исполнены, он запер дверь и сел в свое большое кожаное кресло, чтобы погрузиться в раздумья. Иногда он выходил из какой-то полудремы и что-то записывал на белых листах, всегда лежащих на столе. Основная его мысль была о том, что у него нет никакой информации. Он ничего не знал об этом господине, ничего не знал о той даме, которую еще не нашли. Незнание сильно угнетало его, но он все пытался вырвать из себя гениальную догадку, что никак не хотела ему даваться. Его кофе совершенно остыл, и только тогда инспектор отпил из чашки. Кофе оказался отвратительным, инспектор скривился, чуть не выплюнув его обратно. Тогда он решил, что с него уже хватит. Он решил выйти немного прогуляться и выглянул в окно. Небо понемногу начинало темнеть, улицы постепенно заполняла шумящая толпа праздно гуляющих. "И как это они могут так спокойно ходить, когда у меня на носу убийство"- Подумал инспектор и вышел из кабинета, чтобы присоединиться к этой разномастной толпе. На выходе ему что-то сказали, но он не услышал и вышел, так и не ответив. Рейни только накинул легкий плащ, ему показалось, что на улице стало холоднее к вечеру. Вид у него был хмурый и несколько потрепанный. Будто он только что проснулся после тяжелой ночи. Инспектор чувствовал усталость от своей беспомощности, ему пришла идея посетить участок и попробовать выяснить там какие-нибудь подробности. Ободрившись мыслями о том, что что-то удастся выяснить, он немного веселее зашагал по заполненной чужими разговорами улице. По дороге ему попался небольшой книжный магазин, куда он регулярно заходил каждый месяц. Рейни много читал и давно выработал свой вкус и способность отличать шедевр от бездарности. Но его всегда поражала способность человека всю жизнь провести среди пыльных полок с чьими-то мыслями и знаниями. Он остановился в нерешительности перед дверями. С одной стороны его подгоняла работа, но книги он любил. К тому же, он уже давно не посещал этого места. Решившись, он вошел в магазин, дверь тихо звякнула колокольчиком и со скрипом закрылась за его спиной. Рейни погрузился в запах новых книг и старой пыли. В магазине было немного темно, хоть и горели свечи. Хозяин магазина - невысокий старик в пенсне и жидкой бородкой - стоял, опираясь на книжные полки, со сборником стихотворений в руках.
      - Здравствуйте, господин Паркер. - Сказал Рейни, подойдя к старику. Тот поднял глаза и улыбнулся со скрытыми мыслями в глазах. Он всегда улыбался так, будто знал о стоящем перед ним человеке даже то, что мог пропустить сам черт.
      - Джонатан! - Проскрипел старик, поставив книгу на полку. - Что-то ты бледно выглядишь, все в порядке?
      - Слышал об убийстве Рено? Я им занимаюсь.
      - Ах, да. Этот господин. - Последнее слово Паркер произнес как-то язвительно, что удивило Джонатана, он редко слышал мнение книжного червя о живых людях и, к тому же, не поэтах.
      - Ты знал его?
      - Немного. Неприятный человек. Если бы мог, не видел бы его вообще. И как только земля таких на себе носит, не сплевывая от омерзения каждые три секунды…
      - Не знаешь, у него могли быть какие-то враги или что-то вроде того?
      - Хм, если бросишься их искать, придется подозревать чуть ли не весь город. - Прокряхтел Паркер, стараясь дотянуться до самой высокой полки. - Этого мистера скорее опасались, чем ненавидели. Он был способен обобрать человека до нитки, а потом спокойно пригласить его на чай и говорить, заедая тортом, о том, как же ему тяжело на этом свете. У него не было совести.
      - Тебе от него тоже досталось?
      - Нет, что ты. - Паркер подал Джонатану какую-то книгу со слоем пыли на обложке. - Я таких людей за километр чую, а это тебе, специально для тебя отложил.
      Джонатан еще мог добавить, что старик отложил книгу довольно давно (о чем красноречиво говорил слой пыли) и благополучно забыл об этой книге, как это обычно с ним бывало. Инспектор открыл первую страницу, стряхнув предварительно пыль с обложки, и начал читать, хотя у него даже не было на это времени. А Паркер смотрел на него, чему-то улыбаясь, и ждал мнения единственного человека, кто понимал его любовь к книгам и мог действительно оценить то, что было напечатано на бумаге давно устаревшим шрифтом.
     
      Теофиль метался по комнате из стороны в сторону, не зная, куда ему деться от навязчивого шепота, терзающего его разум. Голова гудела от разношерстных предложений, каждое из которых говорило сделать нечто, противоположное другому. Теофиль резко сел и закрыл лицо руками, стараясь заглушить ненавистные голоса. Он старался думать о чем-то отдаленном, о чем-то, что заходило далеко за пределы его бедной, давно не убранной комнаты. Он поднял взгляд на занавешенное окно и, к своему удивлению, разозлился на эти бессмысленные шторы, что закрывали его от нормального мира, где люди могли просто жить, не задумываясь о собственных снах. Шторы чуть колыхнулись, Теофиль замер в неудобном положении и пристально вгляделся в материю. Голоса утихли, он не мог разобрать больше ни слова, они как будто чего-то испугались. Теофиль дырявил взглядом неподвижные шторы, ожидая чего угодно, хоть даже самого страшного, но ничего не происходило. Материя висела мертвой тряпкой, не изъявляя желания хоть как-то изменять свое положение. Тогда Теофиль поднялся, решив, что, если он сейчас же не выйдет из этой проклятой комнаты, он сойдет с ума. С кровати он стащил длинный серый шарф и намотал на шею, хотя на улице было достаточно тепло, чтобы обойтись и без него. Ему показалось, что он задыхается, запертый с враждебными ему существами в тесном помещении, где никогда не происходило ничего, что могло его заинтересовать. Теофиль вышел, хлопнув дверью. В темном коридоре с драными обоями он наткнулся на молодую девушку, держащую в руках стопку тяжелых книг. С трудом она увернулась от столкновения и с улыбкой извинилась. Теофиль мрачно глянул на нее и буркнул нечто невразумительное. Девушка замерла, не в силах поверить в то, что видела. Несколько мгновений ее смущенный разум судорожно доказывал ее воображению, что ей показалось. Она сочла нужным поверить разуму и постаралась выбросить из головы жутковатого человека, которого она ни разу раньше не видела. И понадеялась, что ее счастливое неведение по поводу этой личности продолжится.
      Теофиль выпал на улицу, темную и противно теплую. Он огляделся по сторонам в нерешительности, не зная, куда ему податься. И двинулся вверх по холму, по дороге, выводящей почти к центру. Он туманно косился на экипажи и одиночных коней с надменными седоками, раздумывая, можно ли и ему так же проехаться по толпе. Но ему пришла в голову мысль насчет того, почему он не мог просто взять и сесть на лошадь. Он вдохнул больше воздуха, восстанавливая дыхание, запах грязных улиц забился ему в нос, и он отчаянно закашлялся. По улице шли люди, но так редко, что их можно было не заметить. Но Теофилю все равно было неприятно встречать чьи-то лица, которые, при виде его, приобретали вытянутый вид и серость. Он был уверен, что это не означало ничего хорошего, но почему люди переходили на другую сторону дороги, он не знал. И это было ему неприятно, он только больше раздражался. Но даже такие неблагоприятные моменты не могли заставить его вернуться домой. Он ни за что не хотел туда возвращаться, он бы, пожалуй, совсем оттуда ушел, если б не адские псы с горящими голодом глазами.
      Теофиль проходил мимо магазинов, которые, по мере приближения к центральной части города, становились богаче и интересней. Он заглядывался на витрины и украшенные изящными надписями застекленные двери, на деревянные и стальные вывески, дрожащие на ветру. Ни в один из них он не заходил, он всегда в таких местах терялся, не зная, что ему делать и как себя вести. Но смотреть, как входят другие и выходят с чем-нибудь в руках, ему было приятно. Иногда он останавливался возле стекол и рассматривал помещение внутри, но только если магазин привлекал его. Теофиль медленно пробрел мимо кукольной мастерской, где стояли весьма дорогие куклы, потому что мастер их был настоящим гением своего дела. Но Теофиль только усмехнулся красивым фарфоровым лицам и стеклянным мертвым глазам. Один магазин на перекрестке привлек больше его внимания, чем куклы. Он остановился и посмотрел внутрь, не решаясь зайти. Это был один из тех книжных магазинов, где хозяева радовали своей аккуратностью и знаниями. Теофиль заглядывался на темные полки, заполненные красиво украшенными книгами и книгами с бледными обтертыми корешками. Но в магазине кто-то был, хозяин разговаривал с кем-то, улыбаясь, глаза его горели неподдельным интересом. Теофиль присмотрелся к покупателю, лицо показалось ему смутно знакомым, но он определенно не мог его раньше видеть. Это был молодой человек с бледным лицом и до боли прямой спиной. Теофиль смотрел на него, будто прикованный, ему нравилось каждое движение, странный поворот головы, чуть вбок, когда он слушал речь старика и без улыбки улыбающееся лицо. Теофиль сжал зубы, услышав робкий знакомый шепот Теней. Человек пожал книжнику руку и, сказав что-то, направился к выходу. Теофиль поспешно спрятался за угол, чтобы его не заметили. Человек вышел, звякнув колокольчиками, и направился вперед по дороге весьма торопливым шагом. Теофиль проследил за ним, пока тот не исчез из виду, и пошел по обходному пути до дома, стараясь не вслушиваться в сладкие обещания Теней о смерти этого молодого человека с тонкими пальцами и задумчивым взглядом.
     
      Придя в участок, Джонатан выяснил, что о графине еще ничего не известно, что ее даже не могут найти. Впрочем, известие встретило в душе Рейни полное равнодушие. Он не слишком-то надеялся, что находка нового трупа поможет найти разгадку дела. Какой-то молодой служащий поднес ему уже готовые снимки тела Рено, но он забрал их, не глядя. "Удачные снимки, только чем же они помогут" - Подумал он, запихивая их в карман. У входа в свой, почти личный, кабинет Джонатан встретил Моррисона, стоящего с незажженной сигарой во рту. Вид его выражал глубокую задумчивость и полную отрешенность от реальности. Инспектор постучал по двери, приводя коллегу в чувство. Моррисон дернулся, как от пощечины, и пьяным взглядом посмотрел на Рейни. Губы его расплылись в растерянной улыбке, но по лицу его было видно, что ему не до шуток.
      - Ну что? Как дела идут? - Весело спросил Рейни.
      - Никак. - Отрезал Моррисон, дав понять, что ему и вправду не до смеха. Он задумчиво уставился на заваленный бумагами стол. Листы были исписаны мелким быстрым почерком сверху до самого низа, без соблюдения полей. Чернила кое-где размазались, и половину слов было вообще невозможно разобрать.
      - Это не тебе. - Пробормотал Моррисон, заметив, что инспектор рассматривает стол. - У меня- то стола нет.
      Рейни понимающе улыбнулся и поднял пару листов из кипы.
      - А за чем это все? - Спросил он.
      - Понимаешь, дело вот в чем. - Начал Моррисон, и Джонатан сразу понял, что объяснение будет длинным. Он сел на свободный край стола и с внимательным лицом уставился на помощника. Тот с хмурым видом продолжил. - Я тут переговорил с одним старым солдатом. - Так он называл тех служащих, которых уважал. - Он мне сказал, что убийства эти ему знакомы. Пару лет назад такое уже было, но на это никто внимания не обратил. Никто не стал заниматься делами, раскрытие которых никого толком не интересовало. Потому что убивали людей настолько бедных, что нередко их исчезновения просто никто и не замечал. Или не хотел замечать, считая это естественным явлением. Но, тем не менее, тела находились. Пару раз это были какие-то более-менее значимые лица, но все же не господ

Отредактировано Волк (01.12.2008 18:08:20)

ДА...да...да...люблю заинтриговать читателей

Отредактировано Волк (01.12.2008 20:58:25)

если просишь-немогу отказать!

Он выделил последнее слово, как оскорбительное. - А потом исчезла дочка какой-то знатной особы. Просто она пропала прямо из дома однажды ночью, вот и все. Пытались искать, но нашли только окровавленный труп. На том и успокоились. Родные еще немного повыли, но дело закрыли, объявив виноватыми пьяных бродяг и прочий сброд. Чуть позже, вроде, кого-то даже повесили. Но, дело в том, что убийцу-то не нашли. Он и до сих пор бродит по улицам города. Правда, думали, что он сдох, когда убийства прекратились. Но теперь они начались снова, и солдат говорит, что это тот же самый.
      - А бумаги столько откуда? - Спросил инспектор, немного помолчав, обдумывая сказанное.
      - Оттуда же. Разные заметки, газетные вырезки. Ничего важного. - Обобщил Моррисон и сунул в пепельницу, так и не зажженную, сигару. - Они бесполезны, можешь и не смотреть.
      - Хорошо. - Вздохнул Джонатан, даже не думая следовать этому совету. - Есть еще что-то?
      - Ага. - Бросил Моррисон, подходя к окну.
      - И что же?
      - А то, что господина Рено съели собаки. - Ответил Моррисон, садясь в кресло инспектора.
      -Что это значит? - Немного помолчав, спросил Рейни.
      - То и значит. - Ответил Моррисон, что-то переставляя на столе.
      - Я не понимаю. - Рейни задумался, пытаясь определить суть положения. - Ты хочешь сказать, что никто не хочет этим заниматься?
      - Нет. - Моррисон хранил полнейшее спокойствие, не смотря на туговатость своего собеседника. - Я хочу сказать, что Рено съели собаки. Разорвали своими клыками и съели, как хороший ужин.
      - То есть, его убил не человек.
      Моррисон только пожал плечами. Он ничего не предполагал, просто сопоставлял факты. Только ему казалось немного странным все, что происходило на улицах их города. Он чувствовал, что ему все уже надоело и что скоро уже пора на отдых. Ему так давно хотелось уехать куда-нибудь, где свежий воздух и ничего, кроме звездного неба. Он тяжело вздохнул, вспоминая несколько месяцев, проведенных в Испании. Моррисон взглянул на Рейни и помрачнел. Он встретил загоревшийся желанием разгадать тайны взгляд Джонатана, который грубо выдернул его из его обожаемого Толедо. Его рука безжизненно упала на стол, дерево издало тяжелый стон, и со стола свалилась стопка бумаг и папок. Никто не обратил на это внимания.
      - Есть идеи, инспектор? - Нехотя спросил Моррисон.
      - Да. Я хочу разобраться в этом деле. - Джонатан стал нервно расхаживать по кабинету. - Я не верю, что всему виной бешеные животные.
      Он резко остановился и недоуменно взглянул на Моррисона.
      - Кстати. - Сказал он. - Откуда у нас такое зверье? И почему о собаках еще ничего не известно? Их должны были обнаружить.
      Такая мысль заставила задуматься Моррисона. Действительно, если бы в городе завелась стайка бешеных псов, их бы сразу обнаружили и уничтожили.
      - Мне кажется, здесь что-то не так. - Заметил Джонатан, внимательно следя за помощником.
      - Неужели. - Буркнул тот, - Но эксперт сказал, что нашел следы собачьих зубов.
      - Но он не сказал, что собаки убили господина Рено, он сказал, что они его съели. Верно?
      - Да. - Кивнул Моррисон, блуждая мыслями где-то. - Ты, все-таки, думаешь, что это сделал человек?
      Джонатан молча кивнул. Да, он был уверен. Иначе, ему ничего не оставалось делать, как сидеть и смотреть на новые трупы. А он такого больше видеть не хотел. Он вспомнил запах, исходивший от трупа, и поежился. "Надо искать убийцу. - Подумал Джонатан. - Иначе, за чем я здесь сижу?"
      - Я займусь этим. - Сказал, хмурясь на Моррисона.
      - Н-нет. Ты один не справишься. Такими делами в одиночку не занимаются, Рейни. Ты же понимаешь.
      Рейни понимал только то, что Моррисону хотелось получить доброе слово и премию от шефа, когда инспектор закончит дело. Потому что он всегда их заканчивал. Моррисон работал хорошо, только когда хотел. Поэтому он и был всего лишь помощником. Рейни ухмыльнулся и голодным взглядом окинул комнату.
      - Разумеется. - Ответил он на вопросительный взгляд Моррисона. - Как же мне без тебя, мой старый друг.
      Моррисон довольно улыбнулся и погрузился в кипу бумаг, забыв о тех, что упали на пол. Рейни в задумчивости еще покрутился на месте. Но потом, пробормотав нечто невнятное, вышел из кабинета, оставив на столе одну из книг. Моррисон тут же это заметил и выскочил, прихватив книгу, вслед за Рейни.
      - Инспектор! Вы что-то забыли! - Крикнул он.
      Рейни рассеянно обернулся и, заметив книгу в руках Моррисона, светло улыбнулся фальшивой улыбкой.
      - А, это тебе. Подарок. - Ответил он, поворачиваясь спиной к Моррисону.
      - За чем она мне? - Недоуменно спросил помощник, вертя в руках книгу.
      - Так, для разнообразия. - Ответил Рейни и скрылся из виду.
      Инспектор медленно брел по улицам, погруженный в свои, отнюдь не веселые, мысли. Иногда мелькало в голове, что это дело можно бросить, но он тут же одергивал себя, понимая, что тем самым совершит серьезную ошибку. Убийства могли продолжиться, он был уверен в этом. Может, не скоро, но он чувствовал, что найдет еще не один труп. И это его пугало, он не хотел этого расследования. Он понимал, что за такое дело ему должны дать повышение, но это его не очень воодушевляло. Джонатан шел, не глядя, и чуть не угодил под копыта лошади. Наездник грубо крикнул на него, лошадь попыталась встать на дыбы, но ей помешала стоящая рядом повозка. Джонатан извинился и поспешил уйти.
      Домой он добирался же в полной темноте. Его хватило только на то, чтобы попытаться не разбудить горничную и поставить книги на полки. Он уснул, без сил, почти мгновенно.
     
      Тени шептались между собой, тихо посмеиваясь. Теофиль сидел, опустив голову, на кровати. Он старался не слушать. Он вообще пытался даже не думать, но ему все время вспоминался тот человек у книжника. Его лицо никак не шло из головы, чтобы Теофиль не делал. Он даже попытался уснуть, но ничего не вышло из-за страшного шума в голове. Только он ложился, как Тени тут же начинали вопить. Теофиль чувствовал себя ужасно, но Тени не обращали на него внимания, что редко случалось. Так что он сидел, ощущая на себе холодный взгляд одиночества. Он все больше поддавался воспоминаниям, и картинка с книжным магазином мелькала все яснее и чаще. Он вспомнил кое-что еще, что тогда вызвало в нем страх в последний момент, когда он уже повернулся, чтобы уйти. Он увидел в витрине еще одного человека, но только на миг, всего на секунду. Тогда он не обратил внимания, а теперь память милостиво подбросила ему повод для безумной ненависти к себе и всему окружающему. Он закрыл глаза, но тут же понял, что зря это сделать. Ему хотелось выть, но мешал смех Теней. Он не хотел давать им повода. А потому молча переносил то, что видел за закрытыми веками и что отчаянно старался забыть. Человек, виденный им в последний момент, сильно отличался от остальных людей, которых обычно можно встретить на улице в любое время дня и ночи. Его лицо приковывало к себе взгляды, хотя люди и старались не смотреть, но глаза их не слушались, и они невольно продолжали видеть то, что их страшно ужасало. Лицо не было само по себе ужасным, совершенно ясно, что человек был когда-то очень красивым. Тонки, благородные черты, глаза с магнетическим блеском, такие черные, что казались глазами демона, четко выделенные скулы, бледность, будто кожа никогда не знала солнечных лучей. И тонкие губы, раньше умевшие изобразить улыбку, отразившую в себе сразу несколько чувств, так что невозможно было угадать истинный смысл этой полу-насмешки. Раньше он редко улыбался, потом совсем разучился. Тогда и под глазами залегли тени, лицо больше походило на череп. А губы искривились в вечной улыбке, изуродовавшей лицо почти до неузнаваемости. От кончиков губ на щеки легли тонкие рваные полоски шрамов, чуть поднимающиеся вверх. Почти изящные шрамы, на которые жутко было смотреть. Это было лицо сумасшедшего, человека, сломленного тяжелой душевной болезнью. И Теофиль медленно стал понимать, что это было его собственное лицо. Он всхлипнул, но сдержался, чтобы не зарыдать. Он знал и раньше, что с ним что-то не в порядке, потому и сторонился людей. Но он никогда не видел себя, не знал, во что превратился. Он сжался в комок, стараясь спрятаться от боли, но никак не мог прогнать от себя жуткое видение. Темные, воздушные пальцы успокаивающе легли на его плечо, и Тени пообещали ему, что он забудет. И что они знают, кого они хотят отправить на тот свет следующим. Теофиль вспомнил о библиофиле и замотал головой. Впервые ему не было все равно. Он не хотел смерти этого человека, действительно не хотел. Он сквозь зубы проговорил, что не желает этого. Но Тень с улыбкой поспешила его успокоить. Перед Теофилем блеснул светящийся серебряным глаз, и он услышал тихий шепот о том, что они нашли кого-то другого, кто им больше пришелся по вкусу. Теофиль поверил не сразу, но Тени уверили его, что им не зачем его обманывать. Они что-то еще говорили, но он уже не слушал, ему не хотелось знать, кого они собрались убить.
     
      Рейни проснулся от непонятного беспокойного чувства. Он поднялся очень рано, довольно необычно для него. Было раннее утро. На улице было светло, но как-то туманно. В такую погоду больше всего хочется сидеть дома с хорошей книжкой и ни единым ухом не слышать об убийствах. Джонатан вздохнул и поднялся с кровати. Внизу он услышал какое-то шуршание и тихий стук посуды и чего-то похожего. Он нахмурился и сонно посмотрел в окно. Но снаружи было так угрюмо, что он немедленно отвернулся, не желая с самого утра видеть печальные, не располагающие к веселью картины. Джонатан поправил смятые манжеты рубашки и надел жилет. Он спал, почти не раздеваясь, чтобы быть готовым в любой момент сорваться с места. Почему-то ему казалось, что ему придется так и сделать. В такое утро самое то ждать плохих новостей. Он тяжело вздохнул и спустился вниз. Старая женщина, служившая ему всей прислугой одновременно, всплеснула руками и своим низким и властным голосом заявила:
      - Куда это Вы, господин, собрались? Сейчас же еще такая рань! - При этих словах она недвусмысленно преградила Рейни выход. Он с улыбкой, правда немного натянутой, посмотрел на нее и сказал, что есть не желает. Женщина насупилась, готовясь выразить все свое неудовольствие по этому поводу. Но она только покачала головой и отошла, чтобы пропустить своего хозяина.
      - Эти убийства убивают Вас, сэр. - Произнесла она тихо, даже не заметив, что именно сказала.
      - Как интересно, миссис Велт. - Удивленно пробормотал Рейни, впрочем, не став поправлять женщину. Он вышел и тут же почувствовал пробирающий холод раннего утра. Его всего передернуло, и страшно захотелось обратно, в тепло. Туда, где спокойно, и где можно считать себя в уютной безопасности, пусть даже это и не так. И пусть где-то на улице, на холодных камнях валяются истерзанные трупы, такие же одинокие, как сумасшедшие в своих безумных идиотических снах. Пусть они будут постепенно исчезать, истлевая и испуская отвратительное зловоние, но они будут где-то далеко, неизмеримо далеко. Там, где его, Джонатана, никогда не будет. Он устало брел по улицам, не видя перед собой ничего. Он вспомнил несчастного Рено, его последние мгновения и любопытство толпы, нашедшей вонючее тело в пыли в переулке. И что только они хотели увидеть там? Рейни мотнул головой, не желая об этом даже думать. Он сосредоточенно наблюдал мелькающие мимо лавки и магазины, и обычные подъезды. Он шел, но он не отдавал себе отчета в том, куда он шел. На улице изредка появлялись люди, которые по долгу службы вынуждены были подниматься со своих удобных постелей, когда даже петухи еще спят. Они мрачно смотрели на него и, что-то бормоча под нос, проходили мимо, стараясь ни о чем не думать. Рейни не обращал на них внимания, перед его взглядом был вчерашний разговор с Моррисоном. Его возмущало бессовестное отношение к делу всех почти без исключения. Он не понимал, почему так получилось, что никто до сих пор ничего не сделал, хотя трупов уже было достаточно, чтобы найти хотя бы подозреваемых. То, что о личностях убитых просто не знали, что они никому и не были особенно нужны живыми, еще не давало права о них забыть. Их убийцы должны были быть найдены. Если, конечно, убийц было несколько. Рейни остановился от удивления. Он даже не думал о числе убийц. Сколько их могло быть: двое, трое? Или это был лишь один-единственный психопат? Рейни почему-то склонялся больше к последнему. Ему не представлялось возможным, чтобы так могли убивать сразу несколько человек. Это выходило уж слишком страшно и немного неправдоподобно. Рейни даже не мог представить себе, из каких кругов мог быть этот человек. Из простых, из крестьян или это мог быть кто-то из света. Впрочем, последнюю версию он отмел, как слишком сенсационную для прессы. В то же время, это должен был быть человек, в деньгах явно не нуждающийся. Все ценные вещи остались при Рено, их нашли чуть позже. Это не было ограбление, это было именно убийство. Только за чем?
      Размышления Рейни прервал вынесшийся откуда-то человек и снесший его с дороги. Рейни больно ударили в плечо, он чуть не потерял равновесие и еле удержался на ногах. Он обернулся, чтобы остановить идиота, но тот уже скрылся за угол здания и потерялся где-то в темноте бесчисленных поворотов. Джонатан удивленно смотрел на дорожки и потирал ушибленное плечо. Лица человека Рейни рассмотреть не успел, только ему показалось что-то странное в его облике. Что-то неуловимое, но определенно страшное, даже жуткое. Джонатан некоторое время еще постоял, что-то высматривая, а потом продолжил путь, все еще думая о странном столкновении.
      Не успел Джонатан дойти до участка, как его остановил полицейский. Он хмуро смотрел и говорил довольно грубо. Джонатан спросил, что случилось, но ему сказали, что это не его дело. Потом парень присмотрелся к прохожему и, узнав в нем инспектора, посмешил извиниться и пропустил Рейни в участок.
      - Что случилось? - Спросил инспектор, подозревая все самое наихудшее.
      - Снова убийство, сэр. Снова каша.
      При последнем слове Рейни сглотнул и прошагал, куда ему показали. Голова у него закружилась от запаха, он прикрыл нос рукой. Джонатан сразу понял, что пробиты кишки. Именно в таких случаях запах стоит невыносимый. С крыльца соседнего дома выскочил ему на встречу Моррисон. Лицо его свидетельствовало о том, что поспать он не успел. Он молча кивнул на тело, лежащее в луже крови. Ее было очень много, как будто здесь нарочно пролили бочку. На этот раз тело не было накрыто. Моррисон прикрывал лицо платочком и протягивал такой же инспектору. Тот благодарно принял его и тут же закрылся.
      - Ты как это здесь оказался? За тобой еще не высылали.
      - Я запах почуял, вот и прибежал.
      Моррисон хмыкнул и рукой пригласил Джонатана подойти поближе к телу. Хотя им обоим не очень то хотелось это делать. Чтож, еще один кошмар лишним в списке не будет. Людей вокруг тела еще не было. Вообще никого не было. Только служащие. Это было бы странно, если бы не раннее утро.
      - А кто обнаружил тело? - Спросил Рейни, оглядывая труп.
      - Да вот он и обнаружил. - Моррисон махнул в сторону молодого еще полицейского. - Он тут патрулировал участок. Сейчас все патрулировать стали. Чтобы убийств больше не было. Смешно, правда?
      Но смешно не было. То, что люди оказываются жертвами прямо под носом у полиции, темой для анекдотов вряд ли когда-нибудь послужит. Рейни присмотрелся к лицу трупа, заляпанному кровью. Оно показалось ему знакомым. Джонатан поднял взгляд на Моррисона. Тот кивнул, поняв молчаливый вопрос коллеги.
      - Сынок графа Остведа, он у нас часто оказывался, помнишь?
      Джонатан помнил. Этого парня много раз забирали за мелкие нарушения и пьянство. Понятное дело, что все это должно было довести его до дурного. Но не настолько же. Джонатан всегда ожидал, что это Оствед кого-нибудь прибьет во время драки или на дуэли. Но то, что он сам стал жертвой, пожалуй, было удивительным даже для него. Глаза его были закрыты. Он был бы похож на спящего, если бы не бледность и вырванный кадык. Рейни заметил следы зубов.
      - Опять собаки?
      - Похоже на то. - Моррисон взглянул на истерзанное горло. - Но его, к тому же, еще и душили.
      Моррисон показал на синяки, еле заметные из-за обилия крови. За чем душить, если все равно вырвут горло? Надо выбирать что-то одно.
      - представь себе картину: прогуливается это паренек себе спокойно, в свое удовольствие, ночью. И тут видит прохожего с собачкой. Большой такой собачкой и грозной на вид. Ничего не подозревая, он подходит ближе. А хозяин собаки вдруг сходит с ума, набрасывается на бедного графа, а следом за ним летит и его псина. Каково, а?
      Рейни пожал плечами. Он видел, что Моррисон просто раздражен, так что не стал его упрекать.
      - Что же нам, черт возьми, обыскивать на предмет нормального интеллекта каждого, кто держит собак. Но таких в нашем городе тысячи!
      - Не кипятись. Мы его найдем. В конце концов, он же не исчезнет.
      - конечно, если только его не загрызет его же собственное животное!
      Моррисон сплюнул и поднялся, глядя куда-то в даль, лишь бы только не на труп. Ему было жаль парня, пусть даже он и доставлял им столько проблем. И почему он должен был умереть? Моррисон взглянул на Рейни, все еще осматривающего труп, и ему вдруг стало очень грустно. Так грустно, что захотелось уйти и сделать вид, что ничего не было.
      - Если он еще раз убьет… - Начал было Моррисон, но инспектор оборвал его.
      - Если он еще раз убьет, у нас начнутся проблемы.
      Больше они ничего не сказали друг другу. Обстоятельства убийства выяснены не были. Вообще почти ничего не было выяснено. И как искать убийцу - тоже. Половина управления утверждала, что виновато одичавшее животное, Моррисон же был с животным согласен, но уверял всех, что животное это ходит на двух ногах и именуется человеком. Джонатан разглядывал фотографии убитых и откровенно не знал, что ему делать. Расследование упорно шло к своей конечной цели - к тупику, выбраться из которого не представлялось возможным. Оствед был убит около шести утра человеком и при помощи пса. Тело нашли примерно через пятнадцать минут после убийства, но патрулировавший участок полицейский никого поблизости не заметил, тем более собаки. Он сказал, что на улице было абсолютно пусто, если не считать трупа. Впрочем, пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы успеть скрыться с места происшествия. Но сколько минут продолжалась резня? И за чем был убийце нож, если были собачьи зубы? Джонатан только мотал головой, признавая, что его запутали совершенно. Он не знал, куда ему податься первым делом, и от этого его незнания гибли люди.
      Рейни сидел в своем кабинете, тыча в лист бумаги сломанным карандашом, когда вошел Моррисон и бросил ему под нос газету. Джонатан невидящим еще взглядом развернул газету и прочел заголовок. А потом немного подумал и прочел еще раз. Пропала еще одна девушка, на этот раз это была баронесса Троттс. Джонатан бросил газету на стол и выжидательно посмотрел на Моррисона.
      - И что ты об этом думаешь? - Сказал он, наконец.
      - У меня иногда такое чувство, что пресса знает больше, чем мы. - Говорил он злобно, но тихо. Будто боялся, что их подслушают.
      - Откуда они узнали?
      - Не поверишь! - Почти крикнул Моррисон. - Барон пошел заявлять о пропаже дочери не к нам, а к журналистам, заявив, что полиция начнет искать его дочь только тогда, когда можно будет быть уверенным, что девушка уже мертва. Представляешь? А они сделали из его заявления сенсацию. Весть о пропаже-то на первой странице оказалась!
      - Девушка была с Остведом вчера вечером?
      - Никто не знает. - Ответил Моррисон, вмиг успокоившись.- Но ушла она еще днем, так что пойти могла, куда угодно. Но говорят, она не любила Остведа, считала его бесстыдником, не достойным своего положения. Да, скорее всего они встречались в тот вечер. А что? Ты считаешь, это он ее похитил?
      - Нет, я думаю, может они были вместе, когда на них напали. Как прошлые жертвы. Заметь, пропажа обнаружена в день смерти. Мне почему-то кажется, что это не просто так.
      - То есть, ты думаешь, что и похищает и убивает один и тот же человек?
      - Да.
      - Тогда, что же он делает с девушками?
      Джонатан промолчал, не считая нужным отвечать. Он понимал, что искать живых не придется, они только трупов и будут находить.
      - Но вот в чем вопрос: где тогда тела убитых женщин? - Задумчиво спросил Моррисон.
      - Не знаю. Ты уверен, что они убиты?
      - А ты думаешь их еще можно спасти?
      - Нет.
      - Значит, они мертвы.
      Джонатану, правда, больше хотелось утверждать обратное, но это было бы слишком сказочно. А в чудо он верить не привык. А вообще связь между этими двумя нитями его заинтересовала. Он и раньше над этим задумывался, но теперь стал в этом просто уверен.
      Джонатан еще раз пробежался глазами по тексту, где говорилось о пропаже и опасениях, в связи с недавними происшествиями. И ему пришло в голову, что это нечестно. Несправедливо то, что заботятся в основном только о тех, у кого много денег, а об остальных забывают ввиду их денежной несостоятельности. И почему это так должно быть? "Слишком много вопросов на сегодня" - Сам себя прервал Рейни. Он поднялся из-за стола. Моррисон отодвинулся, давая ему дорогу. Он хмыкнул, и стало заметно, как он устал. Но что-то подсказывало, что бессонных ночей будет еще не мало. Джонатан почувствовал, что ему нужно время, чтобы прийти в себя. Он вышел из кабинета, попрощавшись с Моррисоном, еще оставшимся возле стола. "Господи, и где у него только силы берутся?" - Подумал он, выходя на улицу. Сам он тоже устал и хотел спать, но ему только нужно было выпить кофе и зайти в морг. Он хотел поговорить с хирургом, работавшим с телами. Хотел знать об убитых побольше. Но, прежде всего ему нужно было выпить кофе, чтобы хоть немного начать соображать, как человек, а не как машина для поимки преступников.
      По дороге в морг Джонатан зашел в ресторан. Здесь он бывал довольно часто после работы, где прибирал свои мозги в состояние нормального органического вещества, управляющего жизнедеятельностью его организма. И в частности, его мыслями и гениальными идеями, которыми он блистал уже с десяток лет, иначе его давно бы отстранили от дел, вежливо дав пинка.
      Он попросил только чашку кофе. Темная жидкость слегка подрагивала, когда мимо его столика проходили люди. Джонатан смотрел на слабый свет, отражавшийся на поверхности черного кофе. Он сидел, ни о чем не думая, и только изредка вспоминал, что нужно выпить этот кофе и идти в морг. Но ему не хотелось, потому он растягивал момент. Он все думал об этих случаях, не зная, что ему сделать в первую очередь. Ему было жаль девушек, он точно был уверен в их гибели. Он хотел найти их, только не знал как. Но не могли же они, в самом деле, просто исчезнуть! Куда-то он должен был их спрятать, а значит, Джонатан должен был найти это место. Он хотел знать, сколько их было. Но больше всего он хотел знать, хотел понять, за чем убийца делал все это. Он не мог даже представить себе, по какой такой причине мог человек совершать такие ужасные, отвратительные поступки. В чем виновны все эти люди, неужели они заслужили себе такой смерти. Он не мог в это поверить. В его голове не укладывалось существование такой души. Он мрачно отпил кофе, и горький его вкус вернул его к реальности. Он посмотрел в окно на улицу. Брели в разные стороны люди, как муравьи, не подозревая о том, что такие же, как они, люди, теперь лежат безмолвные на столе у хирурга. И единственное их будущее - это холодная неприветливая могила. Чего, разумеется, им никак не хотелось, пока они были живы.
      Джонатан допил кофе и, оставив на столе деньги, вышел из ресторана. На улице было душно, и погода обещала дождь. Даже грозу, Джонатан поднял голову и посмотрел на затянутое тяжелыми тучами небо. На улице было почти темно из-за них. Он поежился, несмотря на тепло, и пошел по дорожке, глядя себе под ноги и ничего не замечая вокруг. Все происходящее сильно его расстраивало, что-то все время мешало ему отвлечься. Он видел перед собой только нечто серое и грустное, а иногда кровавое и настолько печальное и отвратительное в своей смерти, что ему хотелось провалиться в небытие и не выходить из него, пока все это не закончиться. Ему даже пришла мысль перекинуть это дело кому-нибудь другому. Не то, чтобы он не любил такие дела. Просто именно это вызывало в нем какую-то горечь, почти личную обиду. Но он понимал, что уже не сможет оторваться от этого случая, пока не найдет ему достойное всех этих убийств окончание. Которое ему безумно хотелось ускорить, хоть он и понимал, что в конце ничего хорошего не увидит. И останется только пустота в душе и стопка бумаг и надпись "дело закрыто" и что-то еще в этом роде.
      Джонатан стоял перед входом в морг и смотрел на надпись, повествующую о том, где он находится. Войти он не спешил, о чем-то задумавшись. Можно было подумать, что он уснул или забылся. Кругом стояла тишина, и ничто не могло вырвать Джонатана из пучин непонятных даже ему раздумий. Он вздохнул и, наконец, прочел надпись, на которую так долго смотрел. А потом, будто вспомнив, что он тут делает, Рейни поднялся по ступенькам и открыл ободранную железную дверь. Внутри пахло старой смертью и засохшей кровью. И чем-то еще, чего Джонатан не мог уловить. Но это тоже было нечто неприятное, так что он решил об этом не задумываться. Перед ним был темный коридор, уводящий куда-то за поворот. Рейни послушно пошел по этому коридору, прекрасно зная, куда он его приведет, потому что бывал здесь уже не один раз. Коридор резко оборвался большим и очень грязным помещением с огромным количеством пятен крови. И тел. Мертвецов, накрытых грязными, темными от крови и чего-то еще простынями, было здесь около двадцати пяти штук. Вонь стояла ужасная. Джонатан поморщился. Все помещение освещалось несколькими лампами, висящими на стенах. В самом дальнем углу, заглядывая под простыню и кривясь от омерзения, стоял хирург. Это был тот самый человек, с которым Джонатан ни за что бы не стал общаться не по делу. Как только мужчина заметил постороннего, он недовольно заворчал и побрел к нему.
      - Здравствуйте, мистер Паркинсон, я к вам по поводу жертв… - Джонатан замолчал, не договорив. Открывать рот в этом месте ему было настолько противно, что ему казалось, что его сейчас стошнит. Он старался дышать как можно меньше.
      - Я понял. - Отрезал Паркинсон, прекрасно видя отвращение инспектора и ничуть ему не сочувствуя. Хирург провел Джонатана к одному из столов и бесцеремонно откинул простыню.
      - Любуйтесь. - Паркинсон сложил руки на груди и недовольно уставился на Джонатана, будто не труп ему показывал, а мусор.
      - Что вы об этом думаете? - Спросил Джонатан.
      Паркинсон пару секунд задумчиво разглядывал стены, а потом, с вздохом, опустил руки и указал на шею трупа.
      - Ему перерезали горло. Это сначала. Потом последовали многочисленные удары тупым, зазубренным, скорее всего ножом, предметом. Это в области корпуса. Жертва пыталась сопротивляться, сорван ноготь на левой руке. Вторая рука почти отсутствует, впрочем, здесь много, что отсутствует. Затем, было очень много укусов. Но зубы не человеческие, это точно. Какое-то не слишком крупное животное, скорее всего это были собаки. Причем, их было несколько, тут зубы разной величины и формы. Хотя, в таком месиве мне тяжело о чем-то судить с уверенностью.
      Паркинсон замолчал.
      - А что остальные?
      - То же самое. Абсолютно. Только, правда, не у всех горло перерезано. Как будто убийца иногда забывал, что у него есть оружие.
      - А вы не думаете, что это были разные убийцы?
      - Нет. Если убийца - хозяин собак или имеет к ним отношение, то это один человек и он безумен.
      - Вы так уверены, что он безумен?
      - Если вы сомневаетесь, то, может, вам показать еще раз тела? - Зло спросил Паркинсон.
      - Нет, извините.
      - У вас уже есть что-нибудь? Мне надоело наблюдать эту кровавую кашу каждый день. - Паркинсон был явно сильно раздражен. Джонатан заметил этот факт и решил поскорее ретироваться.
      - Да. Есть кое-что. Я думаю, скоро мы найдем убийцу.
      Хирург будто немного успокоился и махнул рукой на выход.
      - Мне надо работать мистер Рейни.
      - Да, понимаю. Прощайте.
      Джонатан вышел из морга в скверном настроении. Он чувствовал себя беспомощным щенком, который не может даже стены перед своим носом рассмотреть. Ведь, на самом деле, у него было ничего. Почти ничего. Возвращался он с пустыми руками. Только уверенности добавилось, а фактов никаких. Убийства между собой никак не связаны, только методом. Джонатан сомневался в хирурге, ведь тот мог и ошибиться, сказав, что псы одни и те же. Кто-то мог подделать убийство под чужой манер, воспользоваться происходящим и свести свои счеты с Остведом. У парня, наверняка, немало было врагов. Можно было исходить из этого, но настоящий убийца тогда останется на свободе. А этого Джонатану не хотелось допустить в любом случае. Джонатану вообще не нравилась мысль, что убийства совершены из мести. Он чувствовал, что тут кроется нечто иное. Покоя ему не давали эти собаки. Откуда они могли взяться? Его убивала мысль, что псы уничтожают все улики. И ничего наводящего на след. Джонатан возвращался домой в совершенно подавленном настроении. Он не знал, что ему делать.
     
      Вечером на улицу Теофиля выгнала жара, подавлявшая его в комнате. Он задыхался. Шарф не давал ему воздуха, ему казалось, что он горит. Глаза слезились, он почти ничего не видел. Тяжелое дыхание громом раздавалось в тишине темного переулка. Теофиль рванул шарф и пошел, волоча один конец его по земле. Старый, уже короткий плащ был застегнут только наполовину. И от этого Теофилю становилось еще хуже. В отдалении он слышал глухое рычание псов, заглушавшее даже шепот Теней. Теофиль морщился от их повизгивания и скрежета когтей. Псы рвались к нему, но не могли достать его, их останавливало шипение Теней и их злобные покрикивания. Они старались охранять Теофиля, как могли. А Теофиль видел перед собой только темноту, превратившую улицу в сплошную неразличимую массу. Он поднял голову к небу, но ничего там не увидел. Звезд не было. Теофиль сглотнул, не понимая, куда могли деться звезды, и побрел, пошатываясь, вперед, куда указала ему Правая Тень. Он без конца сворачивал, не запоминая дороги, он не встретил никого. Это обстоятельство его немного смущало. Опустошенность большого города оставляла странное впечатление. Теофиль шел, подгоняемый злобным рычанием и упреками Теней. Они просили его идти быстрей, иначе он опоздает. Куда же он должен был успеть придти, он не спрашивал. Да никто бы ему и не ответил. Тени упорно молчали, приготовив ему "сюрприз". Ничего хорошего Теофиль не ожидал. Но все равно покорно шагал, потому что просто не знал, как ему вернуться без особых потерь для здоровья.
      То, что он находился в некоторой зависимости от Теней, Теофиля нисколько не смущало. Он настолько привык к их покровительству, что даже не думал о возможности жизни без них. Да это было бы и ни к чему. Он прекрасно знал, что они всегда будут с ним. Как он не мог жить без них, так и они не могли. Они тем более, им нужно было что-то живое, за что можно было зацепиться. Теофиль шагал, глядя себе под ноги. Ему не на что было смотреть. Все, что было перед ним, он знал наизусть. Он бы мог идти с закрытыми глазами и не споткнуться.
      Рычание внезапно стихло, Правая Тень дернула Теофиля за плечо. Он поднял голову и посмотрел, куда указывал черный, похожий на полоску черного тумана палец. По дороге, не замечая никого, шла молодая, очень молодая девушка. Ей было не больше двадцати трех. Она шла, не оглядываясь, твердо глядя только вперед, будто ничто ей не было страшно. Щеки ее горели и резко выделялись на фоне бледного лица. Глаза блестели огнем, они были черные, как бездна. Зрачки расширились в темноте и от переполнявших девушку чувств. Она была озлоблена. Не важно чем, мало ли что может разозлить женщину. Но она вся отдалась этому раздирающему ее чувству. Она была прекрасна, но от нее веяло угрозой, а руки горели от желания мести. Теофиль спрятался за угол, так чтобы видеть ее, но чтобы она случайно его не заметила. Он следил за ней во все глаза, ловя каждую секунду, каждое ее малейшее движение. Ей показалось, что она что-то услышала. Она остановилась и резко развернулась. Но перед ней не было ничего, кроме темноты ночи. Дыхание у нее сбилось от быстрой, напряженной ходьбы. Никого не увидев, она нерешительно отправилась дальше, несколько раз оглянувшись. Больше она не останавливалась и вскоре скрылась за углом. Теофиль отпустился на еще теплую после жаркого дня землю и уставился в пустоту. А Тени уже шептали ему непонятно откуда известное им имя этой девушки. Они злобно хихикали, стараясь развеселить расстроенного Теофиля, но он только молчал, ничего не отвечая на их редкие безучастные вопросы. Он, как всегда, не спрашивал, откуда Тени столько знают о незнакомой ему даме. Ему было не зачем знать. Его заставили подняться. Он понимал, что Тени именно за этим позвали его из дома. Больше у них не было забот. Он тихо улыбнулся их мыслям и побрел по дорожке, по которой ходил уже много сотен раз. По дороге, ведущей на старое, переполненное мертвецами кладбище. Туда, где когда-нибудь окажутся все люди. Но где никогда не будут покоиться тела Теофиля и его безымянных Теней.
      Как и всегда, он шел между слегка светящимися в бледном свете луны надгробиями. Наверное, их здесь было несколько десятков тысяч. А может, количество их было бесконечно. А, может, он постоянно ходил по чьим-то костям, даже не подозревая этого. Но тогда за чем же нужны эти камни с мертвыми именами, значения которых никто никогда не поймет? К чему столько формальностей, если миллионы скелетов валяются на дорогах, чуть прикрытые стыдливо легким бесцветным песком. Все это бесполезно, хоть и доставляет столько боли людям, изредка приходящим сюда. Теофиль брел, сжав кулаки. Ногти впивались в кожу до крови, но он не замечал, что делает. Сквозь жалость, просвечивающую в проемах между ненавистью Теней, он чувствовал, что ему смешно. Ему хотелось громко рассмеяться от вида этих надгробий. Но он почему-то не мог даже улыбнуться. А смех рвался наружу, раздирая на клочки, горящие в огне легкие. Откуда взялся этот смех, Теофиль с удивлением не мог понять. Он никогда не смеялся на кладбище. Да и вообще где-то за пределами своей одинокой комнаты. Просто, обычно он слушал своих мрачноватых спутников. И ему не было дела до происходящего вокруг. Тем более, он не находил ничего смешного.
      Луна скрылась за пеленой полупрозрачных туч, бросив доверенный ей солнцем мир на произвол судьбы. Вокруг резко стало темно, будто день в одну секунду сменился ночью. Хотя и до того не было слишком уж светло. Теофиль остановился и посмотрел вдаль, за частую решетку многочисленных покореженных временем оград. Слабый огонек привлек его внимание. Он сразу понял, кому принадлежал этот свет и направился к нему. Смех, испепелявший его душу на миг замер, отдавая место ожиданию. Тени умолкли, тихонько посмеиваясь, будто боялись, что их услышат. Теофиль перебрался через ограды, чуть не свалив одну из них. Она тихо скрипнула проржавевшим металлом и затихла, отдавая дань уважения тишине, обнявшую кладбище прохладой, раздражавшей больное горло Теофиля. Он подошел почти вплотную к двум могильщикам, стоявшим возле нового надгробного камня, понурив голову. Они как-то грустно посмеивались, но когда увидели Теофиля, приближающегося к ним неуверенной походкой, мгновенно затихли. Теофиль не обратил на это внимания, но их грустные лица обеспокоили его. Но он, как всегда, промолчал, не зная, что сказать. Может, он вообще уже разучился говорить. Могильщики переглянулись и опустили головы, будто чего-то стеснялись. Теофиль просто стоял и смотрел на них, не понимая, что происходит. Потом могильщик со шрамом пожал плечами, как-то слишком тяжело вздохнул и тихо что-то пробормотал. Теофиль не расслышал. Он нагнулся к нему поближе, будто желая переспросить. Вообще могильщики вели себя так, будто присутствие Теофиля было им в тягость. Теофиль предпочел списать эту странность на усталость. Могильщик, видя, что Теофиль что-то от него хочет, еще раз пожал плечами и заговорил снова, но уже громче.
      - Извини, дружище, но сегодня крестов нет. Впрочем, я думаю. Тебе можно и вот этим воспользоваться. Ничего страшного, не думаю, что мертвец будет против.
      Второй могильщик с удивлением и возмущением посмотрел на него. Он хотел что-то возразить, но, взглянув на Теофиля, промолчал и только уставился на свои заляпанные грязью ботинки.
      Теофиль кивнул, не имея ничего против. Он теребил уголек, лежащий в кармане. Имя играло у него в сознании, желая звучать на плоской поверхности холодного камня. Но могильщики медлили. Они что-то хотели сделать, но не были уверены в себе. Они не уходили. Теофиль просто стоял и смотрел на них, Тени понемногу теряли терпение. И неизвестно, что бы вышло, но могильщик со шрамом дернул второго за рукав, и они, будто опомнившись, наконец, побрели куда-то в темноту, неся перед собой желтый трепещущий огонек. Теофиль склонился над камнем и медленно стал карябать имя, почти слыша каждую его букву. Он был почти доволен. Тени злорадно ухмылялись, даже не пытаясь изображать из себя правых судей. Теофилю было все равно, он будто исполнил свой долг. Только не знал перед кем. В ту минуту его лицо казалось улыбающимся, если оно вообще таким когда-нибудь могло быть. А могильщики медленно шли, как привидения, по родному им кладбищу. "Надеюсь, Бог простит меня" - думал каждый из них, с тяжестью на сердце. И понимая, что эта самая тяжесть уже не исчезнет никогда.
     
      Джонатан с самого утра уже находился за своим столом, не вылезая из бумаг и тяжелых раздумий. Все поиски оказывались безуспешными. У них не было ни одного свидетеля. Или же они упорно не хотели появляться, боясь, что на них же и падут подозрения. Во всех газетах на первой полосе были известия о новом похищении женщины. Она была совсем молодой и красивой, но ее ждала только смерть. Глупая и, возможно, ужасная. Джонатан скрипел зубами, читая пошлые статейки, заявляющие, что полиция не хочет сделать что-то, чтобы помочь жителям. По мнению газетчиков, они только сидели в своих конторах, палец о палец не ударяли. Самое неприятное состояло в том, что жители вполне с газетами соглашались. Моррисон тяжело вздыхал, не находя, что ответить. Джонатан чувствовал себя единственным виноватым. Перед глазами у него висели фотографии убитых, а он не знал даже, что сказать. От бессилия у него опускались руки, но он снова искал ниточку и снова бросался на ложный след. Понимая, что ошибся вновь, он возвращался к исходной точке без каких-либо изменений в деле. Начальство негодовало, но принять дело в свои руки не спешило. Джонатан мало думал об этом, надеясь только, что ему дадут возможность найти ключ к разгадке. Иначе бы он проиграл. А кому приятно проигрывать?
      Скрипнула дверь, и в кабинет вошел Моррисон. Лицо у него было бледное и измученное. Он плохо спал, ему снились кошмары, и он совершенно не надеялся на благоприятный исход во всем этом безобразии. Плохие новости преследовали его попятам, сколько он ни старался от них убежать. Ему было жаль инспектора Рейни, который выглядел, к слову сказать, еще хуже. Моррисону даже показалось, что инспектор похудел.
      Джонатан поднял голову и посмотрел с надеждой и отчаянием на вошедшего. Правда, не сразу. Моррисон пришлось пару секунд поторчать на пороге, пока на него не обратили внимание. Джонатан кивнул ему и уставился на кусок бумаги, зажатый у помощника в руке. Моррисон протягивал его, будто пытаясь от чего-то защититься. Вид у него был весьма странный.
      - Вам письмо, сэр. - Он почему-то обратился к Джонатану на "вы", хотя они уже давно стали почти друзьями.
      - От кого? - Спросил Джонатан с плохо скрываемой тревогой в голосе.
      - Не знаю. - Моррисон пожал плечами и отдал письмо Джонатану. Сам он навис над столом, заглядывая в бумаги.
      Джонатан, дрожащими от усталости руками, разорвал конверт. На нем был только адрес получателя и все. Ни имени, ни даже буквы лишней. Вообще ничего. В конверте был сложенный втрое лист белой бумаги. Джонатан развернул его, нахмурившись. У него были плохие подозрения. Которые, впрочем, не оправдались. В письме было всего пара строк. Но и их оказалось вполне достаточно.
      " Это Вам поможет. Вы найдете все на городском кладбище, там, где земля еще не просела.
      Могилокопатели."
      Сначала Джонатан не поверил. Он перечитал письмо несколько раз. Ему не казалось, что его надувают. Наоборот, он считал, что он должен сейчас же сорваться на поиски ответов. Потому что больше ему ничего не оставалось. Он поверил этим странным и неожиданным словам, ему хотелось в них верить. Каким-то внутренним, совершенно лишним в обычных ситуациях, чувством он знал, что нашел то, что искал. Он уже почти видел то жуткое лицо убийцы, которое мечтал увидеть уже несколько недель, которые казались ему долгими годами тяжелой, кровавой работы. Он даже вздохнул свободней, почувствовав, что все кончено. Моррисон смотрел на него, недоумевая, почему это у инспектора Рейни вдруг стало такое довольное лицо. Он попытался заглянуть в письмо, но Джонатан, смяв, сунул его к себе в карман. Моррисон хотел, было остановить Рейни и узнать, что такого было в письме. Но инспектор вскочил со своего места так резко, что чуть не наткнулся на помощника. Моррисон еле успел отскочить. Инспектор, ничего не сказав, быстро вышел из кабинета, нечаянно хлопнув дверью. Моррисон глядел ему вслед, пытаясь прийти в себя и осмыслить, что только что произошло. Когда он кинулся следом за Джонатаном, тот уже выбежал из здания. Моррисон выругался. Ему оставалось только ждать результатов похода Рейни. Но у него было плохое предчувствие на счет всего этого. И он сильно переживал по поводу того, что Рейни отправился оканчивать дело в одиночку. Но что он мог сделать? Джонатан явно не хотел брать кого-то еще. А может, он просто не сообразил даже, что идет один. Просто забыл, что нужно взять с собой еще кого-нибудь для безопасности. Моррисон снова выругался и сел за стол, полный неприятных предчувствий и подозрений, но не знающий, что ему с ними делать.
      Джонатан шел, почти ни о чем не думая. Он шел пешком до самого кладбища, хотя, по уму, ему бы следовало взять извозчика. Но ему это простое решение не пришло в голову. Он почти бежал, так ему хотелось выяснить, в чем же дело. Близость конца кошмаров подгоняла его. Джонатан улыбался иногда, но старался, по большей части, сохранять хладнокровие и не спешить радоваться раньше времени. Он понимал, что все это может оказаться обманом, глупой шуткой. Но ему так не хотелось думать о таком исходе. Только изредка мелькали разумные мысли, что надо было взять с собой подмогу или, хотя бы, Моррисона. Но разумные мысли улетали так быстро, что он не успевал, как следует их оценить. На улице постепенно темнело, Джонатан несколько раз споткнулся и чуть не налетел на незнакомого человека. Через пару секунд он услышал гневное замечание насчет того, что нужно смотреть, куда идешь. Инспектор мысленно поблагодарил человека за заботу и, даже не обернувшись, продолжил свой путь.
      Обычно, кладбище казалось ему чем-то далеким и почти не существенным. Хоть он и имел почти каждый день дело с потенциальными клиентами гробовщиков. Но в царстве молчаливых надгробий он появлялся редко. Это место отталкивало его своей мрачностью и холодностью. На кладбище он всегда чувствовал себя неуютно, будто пришел на собственные похороны и усиленно ищет подходящую яму, чтобы сказать о ней родным. Которых, собственно, у него давно уже нет. Это еще одно обстоятельство, почему Джонатан не любил кладбище. Слишком много дорогих ему лиц оказалось под ногами равнодушных могильщиков. Он никогда не думал о них. Воспоминания, пусть даже самые светлые, приводили его в кошмарное состояние. После смерти младшей сестры он несколько месяцев пребывал как во сне. Делал все, что от него требовалось, но не чувствовал абсолютно ничего. Будто мир в один миг исчез для него, а он все продолжает видеть его пропадающий призрак. И пытается из осколков того, что он считал непоколебимым собрать новое настоящее.
      Он споткнулся о камень у входа. Попытка удержать равновесие вышвырнула его из воспоминаний о сестре и ее словах о том, что он то точно будет жить долго. Почему? Но ведь кто-то же должен. Джонатан остановился и перевел дух. Было уже совсем темно, ничего не видно. Но самые первые надгробия почти светились в темноте, будто зазывая на свои мрачные и до смерти гостеприимные владения. Они казались безликими призраками, что молят по ночам о своем освобождении, чтобы вернуться в небытие, откуда и пришли. Но нет, в этих камнях, бледных и острых, как лицо только что умершего человека, в этих камнях не было жалости. Джонатан слышал только злость, исходящую от них, ненависть к живым, за то, что они все еще часть этого мира. Джонатан отвечал им взаимностью. Чем больше он вглядывался вглубь кладбища, тем меньше ему хотелось туда идти. Он уже подумывал даже, чтобы повернуться и убраться прочь, забыв о своем долге, о том, что это и есть та самая единственная возможность не видеть больше тел убитых людей. Джонатан и вправду думал повернуть, когда увидел метнувшуюся среди надгробных камней тень. В миг ему стало страшно. Он вглядывался в то место, пытаясь высмотреть там человека, а он был уверен, что это человек. Рука его потянулась к карману, где лежал пистолет. В последнее время он все время носил его с собой. Джонатан старался успокоить безумно скачущее сердце, его стук, казалось, заглушал все остальные звуки, он казался громом в такой тишине. Как не силился разглядеть хоть что-нибудь, Джонатан не видел ничего. Но зерно любопытства уже проросло до неба, и Джонатан сделал несколько несмелых шагов по направлению к увиденному им призраку. Он чувствовал, что ему нужно знать. Возможно, ему просто показалось, и это была тень, рожденная его уставшим разумом. А, может, и нет. Рейни все больше и больше склонялся к последнему. Он уже шел среди памятников, приближаясь к тому месту, где тень исчезла из его поля зрения. Он ничего не видел, кроме темных силуэтов деревьев и каменных ангелов со стершимися от лживой скорби лицами. Он остановился, не зная, куда ему идти дальше. Он стоял перед оградой, сложив на нее руки и глядя на памятник, на котором ничего нельзя было прочесть. Это была просто черная масса, совершенно неотличимая от общего пейзажа. Ничего особенного, но Джонатану вдруг смертельно захотелось узнать, кому принадлежала могила. Он усмехнулся своему неуместному интересу. Легкое изменение фигур сбоку, почти на грани зрения, заставило его резко развернуться. Он чуть не упал, понимая, насколько устал. Но неизвестности ему этого показать не хотелось, так что, как бы не хотелось упасть и проваляться пару часов, он выстоял на подгибающихся ногах и прямо взглянул на, надвигавшуюся на него, тень. Пальцы судорожно сжимали рукоять пистолета, готовясь в любой момент выстрелить в живое существо, одно из тех, кого он поклялся защищать. Фигура была непонятной из-за общей черноты фона, и страшной. Джонатан уже не представлял себе все, что только можно было, когда зловещая тень вдруг отчаянно закашлялась. Рейни пару раз моргнул, осознавая, что перед ним действительно человек и, скорее всего, очень больной. Тень замешкалась, и через пару секунд Джонатан заметил слабый огонек, быстро разгорающийся перед ним. Это был фонарь. И свет его показался ему ослепляющим после абсолютной темноты ночи. Привыкнув к свету, Джонатан оглядел стоящего перед ним человека. Это был один из могильщиков, тот, что со шрамом на лице. Он еще раз откашлялся, вид у него был очень изнуренный. Сразу было понятно, что ему еще не долго осталось. Тяжело вздохнув, могильщик поблекшим голосом заговорил, нередко останавливаясь.
      - Работа у меня трудная, инспектор. Ложится тяжелым надгробным камнем на душу. - Он хрипло засмеялся, хотя Джонатан не нашел ничего смешного в его словах. - И иногда встречается то, чего перенести уже просто невозможно. И к чему привыкаешь, даже не понимая иногда, что же ты делаешь. На моем месте забываешь о реальном мире, есть только мир мертвецов, о которых ты только и слышишь. Здесь нет ни богатых, ни бедных. Здесь нет личностей. И те, кто приходит на это старое кладбище, такие же мертвые, как и те, что лежат в его земле. Но есть и другие. Их мало, но иногда они появляются на этой земле. Их бы можно назвать порождением хаоса, но видно, что они живее нас всех, более настоящие, чем само время. Но они для нас тайна. И для меня тоже. Их здесь никогда не будет. - Могильщик показал на многочисленные могилы, что смещались в одну сплошную массу в темноте. - Это все безлично. Я мог бы долго тут распространяться вполне поэтично, но мне страшно, инспектор. Я видел и знаю такое, о чем вы не могли и подозревать.
      Могильщик долго вилял вокруг да около, но Джонатан слушал, видя, что тот что-то знает.

И не зря, в конце концов, решившись, могильщик рассказал ему о Теофиле. Чем больше он говорил, тем сильнее изменялось лицо Джонатан, все больше омрачаясь. Он был поражен тем, что этот человек так долго хранил в себе. Он хотел спросить, почему тот никому не рассказал. Но могильщик все поведал сам, не дав Джонатану и рта раскрыть.
      - Я ему сочувствовал, инспектор. Более того, я даже был уверен, что он прав. Хотя он ни разу и слова то при мне не сказал. Я вообще сомневаюсь, что он говорить умеет. Я только слышу: вокруг него шепот какой-то все время стоит. И вроде его голос, но похоже, будто сразу три человека тебе на ухо шепчут. Вот их то я и слушал. А они говорили постоянно, и такие вещи, что до самых костей пробирало. А у меня уже и до его прихода сердце очерствело. Да и как тут останешься сентиментальным.
      Джонатан узнал, что стало со всеми девушками. Могильщик на память показал ему парочку свежих еще крестов, со стертыми уже надписями, но их еще можно было разглядеть при свете. Если знать, что они есть, конечно. Могильщик признался, что сам зарывал тела женщин. Но сказал это таким тоном, будто ничего плохого в этом не было. И действительно, ведь это его работа - хоронить мертвецов. И не важно, в каком они виде. А выглядели они все прекрасно, будто уснули. Только бледные были слишком. И лица у них были восковые, так что сразу было понятно, что мертвы. Даже трогать их не было нужды. Джонатан не ожидал такого рассказа. Он совершенно не предполагал, как может развернуться дело. Да, разумеется, он не думал, что найдет девушек в добром здравии, но он все же надеялся, что хоть кого-то можно будет еще увидеть живым. Он был очень огорчен, что не удалось спасти ни в чем неповинных девушек, но он одновременно, и был рад, что нашел человека, знающего с кем они имеют дело.
      - Вы можете рассказать мне об этом человеке, об убийце? Вы можете описать его?
      Могильщик уставился на Джонатана полными злобы глазами. Рейни уже начал подозревать, что старик не слишком то хочет, чтобы убийцу поймали. Возможно, тот и рад был такому количеству мертвецов.
      - Вы спрашиваете у меня, как он выглядит? - Дрожащим голосом спросил могильщик и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Как исчадие ада. Как безумная фантазия. Он урод, сэр. Но не от рождения, какие бывают, каких нам показывают, чтобы доказать свое превосходство. Ха, все равно, последний, кто их увидит, это будет некто вроде меня. Его лицо изуродовано шрамами, как будто он все время смеется. Но я не разу не слышал его смеха. Но он все время улыбается, непроизвольно, такая у него травма. Это выглядит очень страшно. Люди от него в ужасе, наверное, когда встречают его на улице.
      - Он часто здесь бывал?
      Могильщик улыбнулся, но попытался скрыть этот жест. Что-то злое было в его лице, глаза его все больше темнели по мере продолжения разговора. Будто он не сдавал убийцу властям, а спасал его.
      - Очень. На этом кладбище больше сотни его жертв.
      Джонатан замер. Он бросил беглый взгляд на бесчисленные надгробные камни и кресты. Он почти услышал тихий крик, женский крик, который это кладбище слышало десятки раз. Так их много. Но по сравнению с количеством мертвецов, зарытых в этой уставшей земле, эта цифра казалась ничтожной.
      - И вы сейчас стоите на одной из них. - В голосе могильщика проскользнула ехидная нотка.
      Джонатан отпрыгнул в сторону так резко, что ему пришлось схватиться за ограду, чтобы не упасть. Его всего пробрала дрожь страха и отвращения. Ему стало жутко и холодно находиться здесь, рядом с этим мрачным человеконенавистником. Ему безудержно захотелось уйти отсюда как можно скорее.
      - Он гуляет по городу сэр. Сейчас его ночь. Идите и, возможно, вы найдете его. А теперь прощайте, у меня завтра много работы.
      Могильщик повернулся спиной к Джонатану и стал удаляться совсем не по направлению к выходу с кладбища, а в глубь его. Рейни пришло в голову, что этот человек даже живет на кладбище. Хотя, с него станется. Уход могильщика показался ему слишком резким, будто дернулся выключатель, и потухла лампочка. Джонатан хотел задать еще пару вопросов, но теперь это было невозможно. Да и за чем, если есть надежда покончить со всеми вопросами разом? Джонатану хотелось верить, что старик прав, и он сегодня найдет на улицах спящего города безумца, одуревшего от крови.
      Его охватывало какое-то странное предвкушение ожидавших его мрачных событий. И чем больше он думал о них, тем кровавее и страшнее они ему казались. И тем больше он хотел их. Несколько раз, услышав легкий шорох, он резко останавливался и до боли сжимал пальцы на рукояти пистолета. Джонатан находился в каком-то нервном возбуждении, как перед битвой. Будто ему предстояло сразиться со львом, а не с человеком. Он искал на улицах темного города мрачную фигуру и вечной улыбкой на устах. Он представлял себе его лицо, его глаза, взгляд. И, он сам себя не понимал, он представлял себе, как убьет его. Может, это просто была жажда мести за напряженные до предела нервы, за бессонницу, за ужасы, которые ему пришлось увидеть. Рыская по углам и дворам, Джонатан спрашивал себя, достойно ли это создание, именуемое по ошибке человеком, смерти. И как бы он себя не уговаривал, что на все есть справедливый ответ, он все больше убеждался, что в этом случае будет ответ: "да". Джонатан прятался, чтобы постараться застать предполагаемого убийцу врасплох, и от этого сам чувствовал себя преступником. Он вообще-то не представлял себе в действительности, что он будет делать, когда представиться момент нападения. Он вообще не знал, что ему делать. Но он старался об этом и не думать, решив оставить все на совесть импровизации. Ему даже в голову не пришла мысль о том, что убивать не надо. Просто для него как-то не существовало другого варианта действий.
      Джонатан услышал позади себя звук, похожий на сдавленное рычание и медленно обернулся, вынимая из кармана пистолет и стараясь делать это незаметно. Но не увидел перед собой никого. Только темную дорогу между соседними домами и деревья, которые ветер никак не хотел оставить этой ночью в покое. Джонатан был уверен, что ему не показалось. Он напряженно, до боли в уставших глазах, вглядывался в пустынное место. Потом он, наконец, что-то увидел.
     
      Теофиль шел, поминутно запинаясь о несуществующие преграды и отчаянно кашляя. Его сильно трясло, он перед собой почти ничего не видел. Ему казалось, что он постоянно куда-то исчезает, но он просто терял сознание. Тени беспокойно перешептывались у него за спиной, понимая, что что-то не так. Теофиль хотел спросить у них, в чем дело, но не мог из-за приступов кашля, обрывающих всякую возможность говорить. Ему было плохо, и он очень хотел спать. Но он не мог заснуть на улице, он понимал, что это, скорее всего, кончиться его смертью. Тени старались его подбадривать,

Вот вам подолжение, иначе концовка:

Тени старались его подбадривать, но делали это почти безразлично, будто им было абсолютно все равно, умрет Теофиль или нет. Теофиль почти обижался на такое равнодушие единственных своих друзей, но он так же понимал, что те ничего не могут поделать с его состоянием. Они ему так и сказали. Но, тем не менее, он злился, если и не на Теней, то, хотя бы на ту бесившую его потребность дойти до дома раньше, чем его порог окружат псы. Он не слышал их рычания, но почти чувствовал кожей их присутствие. Они всегда были с ним, неотступные призраки. Но он так и не смог к ним привыкнуть.
      Шел он весьма беспорядочно, почти не сознавая, куда идет. Знал только, что домой. Но он не разбирал дороги. Впрочем, он вполне доверял памяти Теней, и если бы он совсем уже сбился с пути, они бы поправили его. Ведь они тоже зависят от псов. По крайней мере, так казалось Теофилю. Хотя, может это и не так. Может, им вовсе нечего бояться. Но, тем не менее, голоса их были встревожены. Теофиль снова запнулся и упал на одно колено. Его тут же пронзило резкой болью, и Теофиль невольно простонал. Этот звук моментально привел его в чувство, он удивленно огляделся. Теофиль не почти не помнил, как шел, но он все же выбрался к дому. Он находился на узкой дорожке между домами, каких в этом городе полно. И, как и все остальные, она была погружена в абсолютный мрак. Теофиль поднялся, забыв про колено. Он был почти рад, что дошел до дома. Он прислушался к Теням, но они молчали. Теофиль медленно двинулся по дороге, смотря себе под ноги. Больше он падать не хотел. Когда он уже хотел повернуть за угол, чтобы выйти на дорогу пошире, он услышал за спиной глухое рычание. Этот звук вызвал у него одновременно страх и негодование. Он и так знал, что ему нужно торопиться. Рычание вывело его из себя. Он услышал безумный хохот Теней и понял, что они видели нечто интересное. Но когда он стал поворачиваться, ему показалось, что все куда-то разом исчезло.
     
      Джонатан застыл, стараясь не упустить ни единого движения в темноте. Он ясно видел, что за углом дома что-то шевельнулось. Он ждал, чувствуя болезненное напряжение во всех мышцах, когда появиться из тьмы нечто, что он надеялся всю ночь найти. По крайней мере, он думал, что надеялся именно на это. Но мягким прикосновением страх начинал забирать остатки уверенности. Джонатан нахмурился, стараясь держать себя в руках. Он внезапно почувствовал, что ему нестерпимо хочется отсюда сбежать.
      В темноте вновь что-то шевельнулось. Джонатан почти видел, что это человек. Он видел фигуру, еще темнее на фоне стены. Может, это просто припозднившийся прохожий, но что-то ему подсказывало, что это было нечто более злобное. Он услышал глухое собачье рычанье со стороны темной фигуры. Он застыл от охватившего его в один миг парализующего страха и теперь напоминал фарфоровую куклу, кем-то забытую посреди улицы ночью. Он, кажется, даже не дышал. Создавалось впечатление, что кто-то остановил время, настолько все замерло в ожидании. Джонатан, не выдержав напряжения, дернулся и рывком вытащил из кармана пистолет. В этот же миг, стоило ему пошевелиться, темная фигура ринулась на него с жуткой, как ему показалось, скоростью. Тут же он услышал, почти на грани понимания, отчаянный лай собак. Он навел пистолет на темную массу, которая должна была быть человеком, и выстрелил. Но промахнулся, человек налетел на него со всей силы и сбил пистолет с цели. Пуля улетела в воздух, неподалеку послышался звон разбитого стекла. Джонатан вскрикнул, почувствовав резкую боль в груди от удара и осознавая нелепость того, что он падает. Он упал на спину и выронил пистолет, мысль о ноже за поясом пронзила мозг молниеносной болью. Ему даже показалось на секунду, что он увидел маленькую, свою личную, но до безумия яркую молнию. Джонатан потянулся за ножом, но не успел. Сбивший его с ног человек, резко наклонился над ним. Безумные глаза, почти горящие от нечеловеческой ненависти ко всему живому, на миг сковали его сознание, заставив видеть перед собой только их. Только эти глаза и лицо, показавшееся ему скорее гротескной маской, чем лицом. Оно напоминало отражение в разбитом зеркале. Губы растянуты в невозможной улыбке, страшной, безумной. Джонатан не сразу понял, что это те самые шрамы. Но он видел, что человек, не смотря на уродство, действительно улыбался. С блеском сумасшествия в глазах, под которыми пролегли мертвенные тени, улыбка показалась ему ухмылкой демона. Все же лицо было бледно и холодно, как свет звезд на чернеющем небе. Со смехом, столь неуместным в данной ситуации, Джонатан подумал о том, что нависающий над ним убийца сильно и давно болен. И, возможно, умирает. Но больше ему не пришлось ни о чем думать. Он услышал позади этого жуткого лица призрака из другого мира яростный, раздирающий на куски полотно ночи, лай. И увидел, как сплошная рана раздвинулась, и человек засмеялся. Хриплым, неестественным от старой болезни, давно изъевшей его изнутри, смехом. Джонатан почувствовал запах засохшей крови. Но все это как будто резко куда-то исчезло, и он видел над собой только бездонное, звездное небо. И осознавал, что хочет видеть потолок своей старой комнаты, где он провел половину своей жизни.
     
      Моррисон сидел за столом инспектора, не зная, что ему думать. Он только что вернулся с осмотра очередного тела. И пребывал в совершенном отчаянии. Теперь он не знал, что ему делать. Теперь он вообще ничего не знал и не понимал. И еще он чувствовал, что ему невыносимо жаль. Но чего именно - смерти Джонатана или потери возможности уничтожить убийцу - он точно сказать не мог даже самому себе. К большому несчастью, хотя и без того было отнюдь не весело, записка, которую до того получил Рейни, пропала вместе с его жизнью. Моррисон так и не узнал, что именно в ней содержалось. А там, судя по поведению Джонатана, было нечто очень важное. Но теперь никому не узнать, о чем было письмо, никому не узнать, кто ее написал.
      Моррисон потер болящие виски и закрыл глаза. Ему хотелось исчезнуть. Или просто оказаться в другом месте. В другом городе, подальше от этих ужасных событий. И подальше от этой ноющей тоски. От потери лучшего друга. Все-таки, то было именно так. Моррисон простонал, перед глазами вновь и вновь преставала картина уже холодного, такого странного, лица Джонатана. Он казался таким молодым. И очень уставшим. Глаза его были закрыты, будто он просто спал. Моррисон только и ждал, когда же Джонатан откроет глаза и расскажет всем, что нашел убийцу, что все кончено. У него было такое безмятежное выражение лица, несмотря на развороченную грудную клетку. Умер от разрыва сердца. То есть, оттого, что ему это самое сердце разорвали на части зубами. Собачьими, разумеется. Моррисон чертыхнулся. Им бы только пошутить, им плевать на то, что перед ними тело человека, который несколько часов назад, возможно, мог избавить город от жуткого психопата. Но они, разумеется, об этом не знали. Моррисон никому не рассказал о записке. Он не хотел, чтобы Джонатана после смерти выставляли идиотом и человеком, не способным здраво рассуждать. Нет, Моррисон таким его не считал. Он отлично понимал, чего бы могла стоить Рейни любая задержка. Но если бы он хоть что-нибудь успел сказать… Моррисон опустил руки от бессилия. Через несколько дней должны были быть похороны. Он сам их организовывал. Нашел место семьи Рейни. Он решил, что неплохо было бы похоронить его рядом со всеми остальными.
      Моррисон тяжело вздохнул и протер в сотый раз глаза. У него было море бумажной работы, но желания ее выполнять не появлялось. Он сидел и смотрел в одну точку, смутно понимая, что не спал уже пару ночей толком. Он думал о том, что будет теперь, после смерти Джонатана. Что ему теперь делать? Он не знал. Он не представлял, как теперь полиция сможет получить весть об убийце и найти его. Чтобы отомстить за жертв. Отомстить за Джонатана. Моррисон с грохотом опустил руку на стол, чуть не опрокинув кружку с давно остывшим кофе. Он был зол, невероятно зол. Но так и не понимал на кого - на Джонатана, на убийцу или на смерть.
     
      Теофиль сидел, упираясь спиной в мокрую, грязную стену какого-то старого здания. В нем никто давно уже не жил, оно постепенно разваливалось. Это было на самой окарине города. Очень далеко от дома. Слишком далеко, чтобы успеть вернуться. Теофиль смотрел прямо перед собой на мелкие черные камешки и грязь. Здесь всюду была грязь. И кровь, очень много крови. Она натекла с одежды и рук Теофиля. Он весь был в крови. Такого раньше не бывало. Он даже чувствовал ее во рту. И она ему абсолютно не нравилась. Его тошнило от этого гнилого вкуса. И ему было очень плохо. Ему казалось, он умирает. Точнее, ему жутко хотелось умереть, чтобы не чувствовать дикой боли в груди, из-за которой его поминутно сотрясал жуткий кашель. Теофиль с силой сжал виски. До боли. Не в силах выносить все это, он закричал. Тихо и отчаянно. Почти задушено, будто боялся, что его могут услышать. Но здесь на многие метры вообще никого не было. Ни чтобы причинить ему какой-либо вред, если это вообще возможно, ни даже чтобы просто помочь. Ему было тяжело, он туго соображал, и никак не мог сообразить, где же он все-таки находиться. Он даже не представлял, как попал сюда. И совершенно не мог понять, в какой стороне дом. Его комната, где он мог укрыться от собак и ночных призраков.
      Теофиль поднялся, у него болела спина от долгого сидения в одном положении. На секунду в глазах у него потемнело, его пошатнуло. Он схватился за стену и закрыл глаза. Ему показалось, что ему сейчас разорвет голову. Но боль прошла. Он открыл глаза, черные пятна постепенно исчезли. Хотя все равно было темно. Но это потому, что уже давно был вечер. Где-то высоко уже был виден одинокий месяц. Он цинично посмеивался над тем, что происходило под ним, высокомерно воротя нос от невыносимых глупостей тех, кто по недостатку ума и сообразительности, так и не научился летать. Теофиль оторвался от стены с некоторым даже сожалением. Так приятно было ощущать ему под собой опору. Он медленно побрел в сторону более-менее приличных улиц, надеясь найти дорогу до дома, хоть и понимал, что это почти бесполезно. Но ему все-таки не =хотелось лишаться последней возможности. Он чувствовал себя ужасно глупо. У него начинала болеть голова, он сжимал худыми пальцами виски, стараясь унять боль. Он почти ничего не видел и шел, сильно пошатываясь, чем напоминал пьяного. На улицах кроме него никого не было. Пустота отдавалась гулким эхом от стен полуразвалившихся зданий, где могли жить только крысы. Когда-то этот район опустошила чума. Хоть это было довольно давно, но до сих пор здесь боялись появляться люди, страшась разбудить ужасную заразу. Но Теофиль не знал об этом. Так что его это не волновало. Но его беспокоила другая проблема, касающаяся лично его. И он абсолютно не представлял, что с этим делать.
      Он согнулся пополам от сильного приступа кашля, ему показалось, что из нутра его вылетело как минимум сердце. Все ужасно болело, он с силой прижимал руки к груди, но это не помогало. От кашля еще сильнее заломило виски, он застонал, не в силах выдерживать сразу все. Он нервно, по привычке оглянулся, чтобы услышать бесконечный шепот Теней, но их там не было. Ему в лицо дохнула тишина, и он отвернулся, сжимая зубы от злости. Тени исчезли совершенно внезапно. Теофиль не знал, что ему делать. Он не знал, что будет, когда придут псы. Когда побегут они, сверкая драной шерстью в свете молодой луны и брызгая пеной. Сумасшедшие создания природы, они были похожи на ангелов ада со своими зубами и кровавыми от безумного гнева глазами. Теофиль знал, что они злы именно от безумия, от совершенно лишения того разума, который только может быть дан собакам. Тени всегда оберегали Теофиля от их белых клыков, способных разорвать человека на части за пару минут. Но Тени ушли, и он не был уверен, что они вернуться для того, чтобы избавить его от опасности. Полагаться на себя не имело смысла. Все равно у него уже не было сил кому-либо противостоять. Он хотел спать. Голову раздирало на части, как и грудь, а у него глаза слипались от усталости. Он боялся заснуть прямо на улице. Тогда, он был уверен, он больше не проснется никогда. Теофиль видел перед собой дорогу и хватался за нее, как умирающий от холода во время вьюги за возможность увидеть, наконец, свет гостеприимного очага. Но тропинка, выводящая в более-менее жилые районы, шаталась у него на глазах и поминутно пропадала из виду. Просто Теофиль не понимал, что он постепенно теряет сознание. Он изо всех сил старался идти, но ноги его заплетались, и он чуть не падал. Страх все больше и больше усиливался, грозясь перерасти в панику, стирающую остатки какого-либо разума.
      Теофиль споткнулся и еле успел ухватиться за стену, чтобы не упасть. Позади, прямо за спиной, он услышал злобный вой. Он застыл, не веря своим ушам, не желая им верить. Это было то последнее, что удерживало его на грани жизни. Он не хотел оборачиваться, не хотел видеть этих злобных глаз, которые всегда устремлялись на него из-за углов, грозя адом в глубинах мертвых грез. Но раньше он понимал, что они почти не страшны для него. Раньше он знал, что они не тронут его, он только боялся их. И они никогда не подходили к нему настолько близко, чтобы их рычание не казалось призрачным. Теофиль закрыл глаза на секунду, надеясь, что окружающий его мир исчезнет за закрытыми веками. Но рычание пса повторилось с еще большей силой. Теофиль почувствовал, как у него дрогнуло нестерпимой болью сердце, и он залился истощающим последние силы умирающего кашлем. Кровь брызгала во все стороны. Теофиль услышал лай, похожий на крики матери, обезумевшей от потери единственного ребенка. Но он не мог даже повернуться лицом к своей смерти, кашель не давал ему опомниться. Ему казалось, что у него уже нет легких, ему было нечем дышать, он задыхался, захлебывался собственной кровью. Руки его соскользнули с холодных камней равнодушной стены мертвого здания. Боль в оцарапанных пальцах была ничтожной по сравнению с той, что раздирала его на части. Лишившись опоры, Теофиль упал на камни. Ему пришла в голову мысль, что больше он подняться уже не сможет. Он хотел спать, но ему мешал непрекращающийся кашель. Вокруг себя он видел, когда осознавал, что вообще что-то видит, видел оскаленные морды десятков псов, на клыках их сверкала кровь. Они в исступлении лаяли на него. Но он уже не мог их бояться. Боль постепенно утихала, только виски ныли. Теофиль закрыл глаза, чтобы постараться уснуть и забыть обо всем. О собаках, о кашле. И о Тенях. Что в тот момент стояли в сторонке, где он не мог их увидеть, и наблюдали за бурной агонией, сопровождающейся истошным лаем бешеных собак, лишенных способности жить.
     
      Моррисон промок до костей под проливным дождем, но он даже не замечал этого. Ему было холодно, он весь продрог. Лето заканчивалось типичными деньками с бесконечными ливнями и свинцовым небом, запрещающим людям осквернять своим взглядом благородное солнце. Но Моррисону было наплевать и на небо, и на солнце. И даже на то, что все ботинки его были полны воды, и он, кажется, простыл. Все его внимание занимал небольшой предмет, к которому он приближался. Этот предмет окружало несколько людей в форме, которые его загораживали. Но, впрочем, все эти фигуры и неисчислимое количество ног, столь неуместное здесь, не мешало ему понять, что он идет к человеку. Точнее к тому, что когда-то им было. И не потому, что это был труп. Пожалую, данное создание потеряло человеческий облик задолго до того, как стало к тому же еще и мертвым.
      - Вы уверены, что это та же работа? Наверняка это просто бедняк, какой-нибудь сбежавший сумасшедший, вы посмотрите на него! Он умер сам, следов насилия, которые мы наблюдали раньше, нет.
      "умер сам". Эта фраза показалась Моррисону какой-то смешной и глупой. Он приблизился к телу и, ничего не говоря, протиснулся между двумя офицерами.
      Тело обнаружил какой-то нищий, нашедший себе неподалеку бесплатное место проживания. Его чуть не арестовали за убийство, но потом решили, что грабить тут, пожалуй, было нечего. А других причин для убийства не нашли. Нищего отпустили ввиду невозможности разобрать и половины того, что он говорил ввиду особо пьяного вида оного. Но было незаметно, чтобы кто-либо сожалел из-за отсутствия свидетелей. Это дело закрою, даже не раскрыв. Обычный случай. Моррисон хмыкнул. Он смотрел в лицо мертвеца и видел в нем все, что хотел узнать и он, и Джонатан. Он понял все, увидев вечную усмешку на бледном лице. Труп лежал в лужице крови, которую образовала кровь из легких. Ее было не много, но достаточно, чтобы вызвать беспокойство прохожего. Выражение лица трупа напомнило Моррисону лицо Джонатана. Было что-то общее у них обоих. Они, казалось, окунулись в озеро полнейшей безмятежности. Моррисон несколько минут просто стоял и смотрел в лицо человека, убившего столь большое количество таких же, как он, людей. И он ничего не чувствовал, кроме чувства спокойствия. Он бы даже улыбнулся, если б мог.
      Моррисон, так же, не говоря ни слова, отвернулся от тела и пошел по направлению к конторе, где у него была, как всегда, уйма бумажной работы. Никто ничего у него не спросил, да тут и спрашивать было нечего. Дело по убийствам и пропаже осталось открытым, но следов собачьих зубов больше никто не видел. Все считали, что безумец утонул в канаве, куда его случайно сбросили его же собственные собаки. Моррисон хранил молчание. Он никому не рассказал, как умер убийца. Но он никогда не сомневался, что это был именно он. Моррисон не мог забыть и часто видел во сне, в тот самый момент, перед пробуждением, маску вечной усмешки на безмятежном лице, которое, казалось, вообще не умеет улыбаться.

Отредактировано Волк (06.12.2008 22:30:32)

Вот еще одно,тоже написано два года назад:
"Стала ночь густо-звездной и тихою,
     Заклубились в ней мутные сны,
     И была я в ту ночь волчихою
     Поджималась у старой сосны.
     И, покорный лесному обычаю,
     Только шорох закатный умолк,
     Ты пошел кружить за добычею --
     Мой самец, белозубый волк.
     Тяжело ныряя и ухая,
     Потянула к луне сова.
     На песке встала тень остроухая --
     Это ты, твоя голова".

Еще одно,написано шесть месяцев назад:

Отчаяние приходит по ночам,
И долго не даёт сомкнуть глаза,
и кажется, что пробил смертный час,
И некому «прости меня» сказать.
Отчаяние приходит по ночам
Так суждено нам всем: и беднякам, и богачам.
Как до утра его перетерпеть,
когда поодаль притаилась смерть?
Отчаяние приходит ночью.
Разомкнет оно мои очи,
И мрак и тьма,накроют целиком меня,
Так хочется всё заново начать,
вновь полюбить и счастье отыскать.
Вопросом,- счастье ищем мы в ответ
Но поодаль притаилась смерть.
И время наступает умирать.

Отредактировано Волк (16.02.2009 06:41:47)

Благодарю*низкий поклон*,рад стараться!

Отредактировано Волк (16.02.2009 14:24:36)